ЛЕГЕНДА О ФИРДОУСИ
Иные поэты живут — словно слагают о себе поэму. Жизнь их, с самого рождения до самой смерти, — складывается в удивительный поэтический узор, в котором нет ни одной лишней детали, ни одного неоправданного орнамента. Оттого их биография похожа на легенду, а их стихи больше напоминают саму жизнь.
В конце I тысячелетия нашей эры Иран переживал вдохновенное время: после двухсотлетнего арабского ига народ снова почувствовал себя свободным. Это был период в истории Ирана, когда местная аристократия в отдаленных частях халифата где постепенно, а где и не церемонясь брала власть в свои руки. Теперь нужно было оправдывать и укреплять эту власть в веках: требовались поэты и эпос, в котором, величественно и правдиво рассказывалось бы об иранских первопредках, царях, власть которым была дарована божественным путем. Этот животрепещущий социальный заказ остро чувствовали все передовые писатели и общественные деятели молодого Саманидского государства.
Первым, кто взялся за титанический труд, был поэт Дакики. Мы почти ничего не знаем о нем: он погиб совсем молодым, оставив в наследство мировой культуре лишь несколько тысяч бейтов-двустиший об истории своей многострадальной Родины.
Фирдоуси знал Дакики — они оба горели любовью к родной старине, собирали древние предания, записывали песни и сказки, путешествуя по Ирану. И когда весть о гибели Дакики достигла слуха Фирдоуси, он, не медля, взялся за его работу. Это было началом легендарной «Книги Царей» — «Шахнаме».
Однако медли — не медли, а национальный эпос — дело небыстрое. Сколько легенд и песен нужно отыскать, сколько хроник и дворцовых книг отряхнуть от вековой пыли, сколько чердаков излазить и сараев перетрясти в поисках листков, сохранивших память о давно минувших днях! Такая работа отнимает не только деньги и силы, она забирает жизнь — к концу поэмы Фирдоуси совершенно обнищал и оголодал: в «Шахнаме» поэт иногда проговаривается, сетуя на смертельный голод и муки, которые ему приходится претерпевать.
Фирдоуси трудился над «Шахнаме» 35 лет: 55 тысяч • прекрасных, совершенных бейтов, сотни сюжетных линий и рассказанных историй. Пожалуй, более грандиозного поэтического творения мировая литература не знает: тысячелетняя история Ирана, бережно воссозданная по крупицам, в метафорических строках которой, насыщенных подлинной страстью, живут и совершают подвиги легендарные богатыри, злодействуют мрачные убийцы, свершаются преступления и посылаются наказания.
Когда труд был наконец закончен, Фирдоуси, теперь — седой как лунь и окончательно больной старец, принес «Шахнаме» султану.
Султан, который в лучшие годы обещал поэту по золотой монете за бейт, получив «Шахнаме», всерьез расстроился. Эпос уже был, и он был вечен — это было очевидно. К чему же теперь платить за него, и тем более золотом? И он отправил к Фирдоуси людей с серебром.
Поэт был оскорблен. В гневе он швырнул треть присланных денег караванщикам, треть немедленно отдал знакомому банщику, а оставшиеся монеты заплатил торговцу сладкой водой — и вся баня на окраине Бухары славно отпраздновала скупость султана и обиду Фирдоуси.
Теперь разгневался султан. Поэту пришлось немедленно бежать из Бухары — он скитался по неприметным деревушкам и небольшим селениям, снова голодая и снова страдая.
Но теперь у него была его «Шахнаме» — слава о ней быстро распространялась по всему Ирану. И стар, и млад зачитывались удивительными строками, в которых воплотилась подлинная жизнь народа, и каждый, кто читал эти стихи, переполнялся гордостью и за себя, и за свою страну.
Султан был вынужден признать, что обидел величайшего поэта на земле. Он велел собрать караван с богатыми дарами и отправить в селение, в котором доживал свои дни одряхлевший гений.
В тот день, когда караван достиг селения и караванщик постучал медным кольцом в каменную пластину запертых ворот, с противоположной стороны выносили тело Фирдоуси.