Философская лирика. Хотя собственно философских стихов у Пушкина почти нет, развитие его художественной мысли всегда движется к философскому обобщению. Он вспоминает своих друзей — и приходит к удивительно емкому определению закона судьбы: «Вращается весь мир вкруг человека, — Ужель один недвижим будет он?» («Была пора: наш праздник молодой…»). Он пишет о природе — и оказывается, что она помогает понять место человека в мире («Вновь я посетил…»). Поэт говорит о любви — и учит нас помнить и ценить каждое мгновение жизни («Я помню чудное мгновенье…»).
Но есть в пушкинской лирике и такие произведения, которые ставят чисто философские вопросы. Жизнь и смерть — вот извечная проблема человека на земле. Пушкину довелось пережить много горьких минут, разочарований, утрат, он знает, что грядущее сулит ему «труд и горе», и все же в стихотворении «Элегия» (1830) поэт утверждает: «Но не хочу, о други, умирать…». Для чего же тогда жить? — «Чтоб мыслить и страдать». Эта парадоксальная идея удивительно точно характеризует пушкинское умение находить гармонию и соразмерность во всем — даже в жизни и смерти.
Что позволяет поэту не утратить эту гармонию? Надежда на то, что ему еще «блеснет любовь улыбкою прощальной». А если «на свете счастья нет», то все же есть «покой и воля» («Пора, мой друг, пора…»). «Воля» в этом смысле отличается и от романтического понятия свободы, и от политической ее интерпретации: «Не дорого ценю я громкие права…», — утверждает Пушкин в стихотворении «(Из Пиндемонти)» 1836 года. Что же тогда вкладывается в понятие истинной свободы? Это и есть подлинная свобода человеческой личности, не зависящая от внешних причин («зависеть от царя, зависеть от народа — не все ли нам равно?»). Она дает возможность «По прихоти своей скитаться здесь и там. Дивясь божественным природы красотам». Ведь только от Бога может зависеть истинно свободный человек, наслаждающийся божественным твореньем.
Правда были у Пушкина сомнения в Божием промысле, звучал и ропот: «И путник усталый на Бога роптал» («Подражания Корану», 1825). Но ведь есть и еще одна сторона счастья, доступная свободной личности: «…Пред созданьями искусств и вдохновенья / Трепеща радостно в восторгах умиленья…». «Над вымыслом слезами обольюсь…» — вот то, что примиряет поэта, дает ему ощущение гармонии и счастья, не позволяет утратить веру в божественную благодать. Это творчество, это искусство, это поэзия.