Как изменяется Онегин в романе Пушкина

Как изменяется Онегин

Евгений Онегин был молодым петербуржцем, на время нача­ла романа ему двадцать шесть лет. Автор описывает коротко его жизнь: он учился «чему-нибудь и как-нибудь», то есть был со­вершенно не приучен к серьёзной последовательной работе. Но так как способностями от природы он был одарён в достаточной степени, то они всё равно каким-либо образом должны были про­явить себя.

Светскую жизнь он начал вести лет в шестнадцать, и очень скоро она ему наскучила, потому что была предсказуема и од­нообразна. Вместе с тем она в значительной мере развратила Евгения, и без того не привыкшего к напряжению («Но был ли счастлив мой Евгений?»). Лицемерие и холодный флирт убили в нём юношескую мечтательность и романтику, сделали его ску­чающим циником. Евгений мастерски изображал чувства, чтобы преуспеть в светском обществе («Чем меньше женщину мы лю­бим, / Тем легче нравимся мы ей»). Но став в этой игре виртуо­зом, достигнув предела, невольно он вышел за него и разочаро­вался («В большом рассеянье взглянул, / Отворотился — и зевнул»).

Произошло это потому, что человек может, конечно, приспо­собиться практически к любой системе отношений, вот только при этом такое приспособление будут сопровождать определён­ные реакции («Короче: русская хандра I Им овладела понемно­гу»). У человека есть вполне определённая нравственная приро­да, человек при призванию — творец, искренне любящий других людей. Но для выявления истинного предназначения того или иного человека желательно его существование в соответствую­щей социальной среде, которая стимулирует именно высшее, творческое начало. Если общество построено на искажённых ос­нованиях, то и человек искажается под его воздействием. Он мо­жет сопротивляться искривлённой среде, но тогда на его положе­ние будет наложена печать драматизма.

Евгений Онегин не был выдающимся человеком для того, чтобы суметь справиться с разлагающим влиянием неправильно устроенного общества, но он ясно понимал его фальшь и устра­нился из такой жизни. При этом он не нашёл равноценной заме­ны, потому что его затворничество было бы благом при упорном систематическом труде, но «труд упорный ему был тошен». При этом он был рачительным хозяином. Автор совершенно без иро­нии сообщает, что Онегин «читал Адама Смита» и «Ярем он барщины старинной / Оброком лёгким заменил».

В деревне он продолжал скучать. Познакомившись с Вла­димиром Ленским, он полюбил общаться с ним, потому что тот напоминал его молодые годы, когда он сам был полон энергии, кипуч и горяч, не успев ещё разочароваться в том ми­ре, куда так страстно стремился. Онегина подкупала непосред­ственность и незаурядность молодого друга («Он слушал Лен­ского с улыбкой», «Он охладительное слово / В устах старался удержать»).

Случайное знакомство с семейством Лариных Онегина ни­чуть не воодушевило, однако он уже тогда выделил Татьяну:

«Неужто ты влюблён в меньшую?»

«А что?» — «Я выбрал бы другую,

Когда б я был, как ты, поэт…»

Поразительный факт — девушек новому гостю даже не пред­ставили.

Внезапная любовь Татьяны у Онегина не вызвала ответного чувства — он был ещё слишком пресыщен, «Но обмануть он не хотел / Доверчивость души невинной» и смог достойно объяс­ниться с Татьяной, отдав ей должное:

Когда б семейственной картиной Пленился я хоть миг единый, —

То верно б, кроме вас одной,

Невесты не искал иной.

Евгений Онегин недаром устранился от света. Он продол­жал оставаться благородным человеком, хоть его благородство и было пассивно. Ссора с Ленским была им самим целиком вы­думана. Он сам это прекрасно сознавал («На тайный суд себя призвав, / Он обвинял себя во многом…»), но оказался неспосо­бен уйти от формальных привычек и правил света даже факти­чески уйдя из него. Великосветские игры и маски в его душе оказались сильнее твёрдого осознания эпизода («Но дико свет­ская вражда / Боится ложного стыда»). Он испугался «шёпота, хохотни глупцов» и убил своего друга, этим самым убив что-то и в себе.