Система образов. Произведение новаторское и по проблематике, и по стилю, и по композиции, «Горе от ума» стало первой русской реалистической комедией, отразившей наиболее существенные общественно-политические и нравственные проблемы эпохи. Впервые в русской драматургии была поставлена задача показать не образы-маски, соответствующие традиционным амплуа комедий классицизма, а живые, реальные типы людей — современников Грибоедова. «Портреты, и только портреты входят в состав комедии и трагедии, в них, однако, есть черты, свойственные многим другим лицам, а иные — всему роду человеческому… Карикатур ненавижу, в моей картине ни одной не найдешь», — писал автор о своих героях. На этом принципе реалистической типизации основана система образов «Горе от ума». В ней нет четкого деления персонажей на положительных и отрицательных, как в произведениях классицизма. По словам Гончарова, «вся пьеса представляется каким-то кругом знакомых читателю лиц», в котором «и общее и детали, все это не сочинено, а так целиком взято из московских гостиных и перенесено в книгу и на сцену».
В комедиях классицизма действие обычно основывалось на «любовном треугольнике», который составляли герои с четко определенной функцией в сюжете и характером. В эту «систему амплуа» входили: героиня и два любовника — удачливый и неудачливый, отец, не догадывающийся о любви дочери и горничная, устраивающая свидания влюбленных — так называемая субретка. Некое подобие таких «амплуа» есть и в комедии Грибоедова.
Чацкий должен был бы играть роль первого, удачливого любовника, который в финале, успешно преодолев все трудности, благополучно женится на своей возлюбленной. Но развитие действия комедии и особенно ее финал опровергают возможность такой трактовки: Софья явно предпочитает Молчалина, она дает ход сплетне о сумасшествии Чацкого, что вынуждает Чацкого покинуть не только дом Фамусова, но и Москву и, вместе с тем, расстаться с надеждами на взаимность Софьи. Кроме того, в Чацком есть и черты героя-резонера, который в произведениях классицизма служил выразителем идей автора.
Молчалин подошел бы под амплуа второго любовника, тем более, что с ним связано еще и наличие второго — комического — «любовного треугольника» (Молчалин — Лиза). Но на самом деле оказывается, что именно он удачлив в любви, к нему Софья испытывает особое расположение, что больше подходит под амплуа первого любовника. Но и здесь Грибоедов уходит от традиции: Молчалин явно не положительный герой, что обязательно для амплуа первого любовника, и изображается с негативной авторской оценкой.
Грибоедов отказывается от традиции и в изображении героини. В классической «системе амплуа» Софья должна была бы стать идеальной героиней, но в «Горе от ума» этот образ трактуется весьма неоднозначно. С одной стороны, это незаурядная личность, сильный, крупный характер. Она, конечно, во многом отличается от московских барышень, подобных княжнам Тугоуховским. Как справедливо заметил Гончаров, Софья обладает прекрасными свойствами души, а остальное — воспитание.
Даже ее предпочтение Молчалину, явно уступающему Чацкому в благородстве и уме, честности и культуре и многих других замечательных качествах, вполне объяснимо. Ей, как и пушкинской Татьяне, довелось обмануться в своих ожиданиях. Ведь выбор ее пал на человека, необычного для ее круга, что потребовало немалого мужества и самостоятельности. Воображение девушки наделило «бессловесного» Молчалина всеми качествами идеального героя, а он до поры до времени успешно скрывал свое истинное лицо и подлинные интересы.
В то же время, этот выбор можно объяснить и стремлением повелевать, так роднящим Софью с ее отцом. «Муж-слуга», идеал московских дам, вполне мог бы устроить и Софью. Во всяком случае, резкий и независимый характер Чацкого явно ей не по душе, и именно она начинает сплетню о сумасшествии Чацкого. Так что образ Софьи получился очень многогранным, неоднозначным, а в финале ее ждет не счастливый брак, а глубокое разочарование.
Также отклоняется автор от норм классицизма в изображении субретки — Лизы. Как субретка она хитра, сообразительна, находчива и достаточно смела в отношениях с господами. Она весела и непринужденна, что однако, не мешает ей, как и положено по амплуа, принимать активное участие в любовной интриге. Но при этом Грибоедов наделяет Лизу достаточно необычными для такой роли чертами, роднящими ее с героем-резонером: она дает четкие, даже афористичные характеристики другим героям, формулирует некоторые важнейшие позиции фамусовского общества («грех не беда, молва не хороша», «и золотой мешок, и метит в генералы» — о Скалозубе).
Фамусов в «системе амплуа» играет роль благородного отца, не догадывающегося о любви дочери, но, меняя традиционный финал, Грибоедов лишает этого персонажа и возможности благополучно завершить развитие действия: обычно в конце концов, когда все раскрывалось, благородный отец, заботящийся о счастье дочери, благословлял влюбленных на брак и все заканчивалось свадьбой.
Ничего подобного в финале «Горе от ума» не происходит. О реальном положении вещей Фамусов так ничего и не знает до самого конца. Но и там он все же остается в счастливом неведении об истинных пристрастиях своей дочери — он считает, что Софья влюблена в Чацкого, а о Молчалине как предмете воздыханий дочери, он даже не помышляет, иначе все закончилось бы куда хуже, прежде всего для Молчалина. Ведь помимо того, что подразумевает амплуа благородного отца, образ Фамусова включает черты типичного московского «туза», крупного начальника, барина, который не привык к тому, чтобы его подчиненные позволяли себе и куда меньшие вольности — недаром же Молчалин так боится проявления к нему симпатий со стороны Софьи, несмотря на все предосторожности девушки.
Все участники этого «треугольника» так сильно вышли за рамки своего амплуа именно потому, что, создавая реалистические образы, Грибоедов не мог наделить их каким-то стандартным набором черт. И как полнокровные, живые образы они стали вести себя совсем не так, как предусматривали правила классицизма.
С точки зрения общественного конфликта система образов комедии построена на антитезе «века нынешнего» и «века минувшего». Чацкий, единственный из сценических персонажей, противопоставлен фамусовскому обществу. Он является типичным представителем той части русского общества первой четверти XIX века, которая несла в себе новые взгляды, мысли, идеалы и настроения — «века нынешнего» — как после появления комедии стали называть молодое поколение дворян. В дальнейшем этих людей часто соотносили с декабристами, участниками восстания 14 декабря 1825 года. «Фигура Чацкого… появляется накануне возмущения на Исааки- евской площади; это декабрист» (А.И. Герцен).
В образе Чацкого действительно нашли отражение идеалы, нравы и дух декабристской части общества той эпохи. Подобные ему люди не могли смириться с жизнью, которую заполняют «обеды ужины и танцы». Они требуют свободы личной и общественной, стремятся к идеалам просвещения, образования, подлинной национальной культуры.
Прежде всего, Чацкий похож на декабристов по своим взглядам. Главное, что сближает их, — это протест против крепостничества (монолог «А судьи кто?»). Как и декабристы, Чацкий говорит о необходимости службы делу, «а не лицам». Протест против системы фаворитизма, выступление против авторитетов прошлого — «судей решительных и строгих» — сочетается у Чацкого с утверждением права человека на свободный выбор призвания. Он с большой симпатией говорит о людях, которых в обществе Фамусова называют «мечтателями, опасными» людьми.
Наряду с этим Чацкий, как и декабристы, считает необходимым развивать просвещение. Этого «век минувший» боится смертельно, потому что человека развитого, умного невозможно заставить жить по предписанным ему правилам, он свободен в своем выборе. Вот почему просвещение, по мнению фамусовского общества, основа всех новых и очень опасных веяний. «Ученье — вот беда», — говорит об этом Фамусов.
Вопрос об истинном просвещении тесно связан с проблемой национальной культуры. Чацкого волнует «Смешенье языков: французского с нижегородским», преклонение перед всем иностранным, которое царит в русском обществе. А главное для него, как и для декабристов, преодолеть пропасть, которая разделяет образованных русских людей и народ. «Чтоб умный, бодрый наш народ хотя по языку нас не считал за немцев», — требует Чацкий.
В реальной жизни людей, подобных Чацкому, было не очень много. Грибоедов сохраняет такую же ситуацию и в своей комедии. В сценическом действии присутствует лишь один его единомышленник — Репетилов, но и тот оказывается мнимым соратником Чацкого, только подчеркивающим одиночество главного героя. Это образ-пародия. Суть этого характера выражена в словах: «Шумим, братец, шумим».
Из комедии мы знаем, что образ мыслей Чацкого разделяют князь Федор («химик и ботаник») и брат Скалозуба, который, оставив службу, занялся в деревне чтением книг. Они входят в состав внесценических персонажей комедии, которых даже больше, чем сценических. Они необходимы для раскрытия всей истинной широты конфликта, а также помогают уточнить позиции сценических персонажей и могут относиться как к «веку нынешнему», так и к «веку минувшему». Так почтенный камергер Кузьма Петрович или дядя Фамусова Максим Петрович — внесценические персонажи, наиболее успешно воплощающие в жизнь мораль и идеалы фамусовского общества: умение «подслужиться», чтобы занять высокое место в обществе и пользоваться всеми подобающими ему привилегиями. «Известная» Татьяна Юрьевна помогает составить представление о влиятельных дамах, имеющих «полезных» друзей и родных.
На сцене «век минувший» представляет фамусовское общество. Среди них выделяются отдельные фигуры: московский «туз», крупный начальник Фамусов; мелкий служащий из его ведомства Молчалин; полковник Скалозуб, представляющий армию. Гости на балу у Фамусова составляют самостоятельную группу, без которых «галерея типов» фамусовской Москвы была бы неполной, но очерчены они не так подробно. Здесь мы видим своеобразный «контингент невест» (шесть княжон и Графиня внучка) и «счастливую» семейную пару: «мужа-слугу» Платона Михайловича Горича и его супругу Наталью Дмитриевну; «остаток екатерининского века» — влиятельную московскую барыню Хлестову и плута и мошенника Загорецкого, презираемого всеми, но необходимого, поскольку он «мастер услужить». Каждый из этих персонажей — своеобразный характер со своими неповторимыми особенностями. Но всем им присущи общие черты, которые позволяют объединить их в одну группу.
Это достаточно замкнутое общество, в которое могут войти только самые высокопоставленные и богатые люди. Их благополучие опирается на крепостное право — ведь благодаря владению богатыми имениями они могут «награжденья брать и весело пожить». В фамусовской Москве принято не только поддерживать такой порядок вещей, но и оценивать в соответствии с ним других людей. «Будь плохонький, да если наберется душ тысячки две родовых, — тот и жених», — так говорит Фамусов о претенденте, достойном руки его дочери. Очевидно, что в этих оценках не последнюю роль играют и чины, получить которые помогает родство и протекция. Главное в службе для этих людей, разумеется, не дело — им никто здесь и не занимается, — а те выгоды, которые сулит служебное положение. Ради чина они готовы унижаться, прислуживаться, как это делает Молчалин. Достигнув «степеней известных», как Фамусов, можно уже не утруждать себя делами — «подписано — так с плеч долой».
В армии существует такой же «порядок»: «каналы», благодаря которым полковник Скалозуб добился высокого чина, очевидно, аналогичны — ведь во время войны 1812 года он отсиживался в тылу, а подвиги совершали другие, которые погибали и тем самым помогали открыть «вакансии» для людей, подобных персонажу грибоедовской комедии.
История Скалозуба демонстрирует и подлинное лицо патриотизма фамусовского общества; истинному чувству здесь нет места, есть только показной порыв: «Кричали женщины ура! И в воздух чепчики бросали». Зато какое преклонение царит в этом обществе перед всем иностранным! Это касается и мод на наряды, и стремления щегольнуть в обществе французскими словечками, правда, в результате получается «Смешенье языков: французского с нижегородским».
Мода на все иностранное и иностранцев дошла до того, что даже воспитание и образование детей доверено весьма сомнительным педагогам — «числом поболее, ценою подешевле». Это не удивительно, ведь хорошее, настоящее образование, как и подлинная культура, фамусовскую Москву не интересует, а серьезно пугает. Ее основные занятия и интересы — это «обеды, ужины, и танцы», вовремя которых можно не только приятно провести время, но и составить нужные знакомства, подыскать выгодных женихов для дочерей, протекцию для сыновей, а еще посплетничать за спиной у своих же знакомых.
Но, несмотря на внешнюю суету, жизнь фамусовской Москвы течет очень однообразно. Она консервативна настолько, что спустя три года, во время которых Москва пережила наполеоновское нашествие, Чацкий не находит здесь, практически, никаких изменений: «Что нового покажет мне Москва? Вчера был бал, а завтра будет два». Энергия фамусовского общества собирается только для сохранения своих основ, борьбы с инакомыслием — ощутив в Чацком того, кто нарушает покой, размеренный ход привычной жизни, фамусовское общество объявляет ему войну и применяет самое страшное свое оружие — сплетню. Силу ее понимают все. Но как только враг повержен и изгнан, «стихия» возвращается в свои берега, а Чацкого готовы даже пожалеть — по крайне мере, на словах.
Таким образом, «в группе двадцати лиц отразилась, как луч света в капле воды, вся прежняя Москва, ее рисунок, тогдашний ее дух, исторический момент и нравы». Но вместе с тем, человеческие типы, составляющие эту Москву и показанные нам Грибоедовым, в чем-то оказываются не зависящими ни от времени, ни от места, ни от социального строя. В них есть то, что относится к вечным явлениям жизни. И если верно, что всякое новое дело «вызывает тень Чацкого», то всегда найдется и Фамусов, который, что бы ни случилось, скажет только: «Ах! Боже мой! что станет говорить княгиня Марья Алексевна!».