Сочинение: Образ «ретивого начальника» в сказке М. Е. Салтыкова-Щедрина «Медведь на воеводстве» (часть II «Топтыгин 2-й»)

Сказка Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина «Медведь на воеводстве» является одним из наиболее острых сати­рических произведений писателя в этом жанре. Первая часть ее («Топтыгин 1-й»), опубликованная в журнале «Отечественные записки» в 1884 году, была изъята по требованию цензуры. Последующие части («Топтыгин 2-й» и «Топтыгин 3-й») при жизни автора печатались только в заграничных изданиях, а в России увидели свет лишь после смерти автора, в 1906 году.

Чем же так напугала сказка «Медведь на воеводстве» пра­вящую верхушку России? Тем, что в ней острие щедринской сатиры было направлено на представителей высших эшелонов российской власти. В этой сказке лес олицетворяет всю само­державную Россию. Он гремит «миллионами голосов, из кото­рых одни представляли агонизирующий вопль, другие — по­бедный клик». А распоряжаются всем в этом лесу хозяева, представленные писателем под маской сказочного медведя. Такая маска выбрана не случайно — ведь медведь воплощает в себе, с одной стороны, тупую жестокую силу, а с другой — пол­ную неуклюжесть.

Один из типичных правителей такого рода изображен в главке «Топтыгин 2-й». Его послал Лев воеводой в некую «трущобу». Од­нако карьера нового воеводы была непродолжительной.

Первое, что он планировал сделать — разорить типогра­фию. «Оказалось, однако ж, что во вверенной ему трущобе ни одной типографии нет…» Итак, пуще всего прочего, власть боится печатного слова, потому что оно раскрывает ее злоупот­ребления в глазах общества. Но задача Топтыгина 2-го облег­чена тем, что всякая возможность гласности уже истреблена его предшественниками. Даже печатный «станок был публично сожжен, а оставлено было только цензурное ведомство…». По­этому «лесные мужики жили, не зная ни прошедшего, ни насто­ящего и не заглядывая в будущее. Или, другими словами, сло­нялись из угла в угол, окутанные мраком времен». А еще воевода мечтал спалить университет или академию, но выяснилось, что и эти рассадники вольнодумства давно уничтожены. Тогда «по­тужил Топтыгин 2-й, но в уныние не впал. «Коли душу у них, у мерзавцев, за неимением, погубить нельзя, — сказал он себе, — стало быть, прямо за шкуру приниматься надо!»

Отсутствие гласности и образования создает благоприят­ные условия для прямого насилия власти по отношению к под­чиненным. И Топтыгин 2-й приступает к прямому грабежу: «Выбрал он ночку потемнее и забрался во двор к соседнему мужику. По очереди, лошадь задрал, корову, свинью, пару овец, и хоть знает, негодяй, что уж в лоск мужичка разорил, а все ему мало кажется…»

Развязка событий содержит в себе недвусмысленную угрозу по отношению к власть имущим. Терпение несчастных мужи­ков истощилось. Когда Топтыгин 2-й решил довести их до пол­ного разорения, они «поставили рогатину на то самое место, где Топтыгину упасть надлежало, и уважили. Затем содрали с него шкуру, а стерво вывезли в болото, где к утру его расклева­ли хищные птицы».

Салтыков-Щедрин предсказывает неминуемое возмездие, ожидающее жестоких правителей. Поэтому не удивительно, что цензура не допустила печатанье сказки «Медведь на вое­водстве» в России. Ведь карающий смех сатирика обличает деспотизм самодержавной власти и несет в себе мощный рево­люционный заряд.