Сочинение по картине В. Е. Маковского «Две матери. Мать приёмная и родная»

Сочинение по картине В. Е. Маковского «Две матери. Мать приёмная и родная»

Владимир Егорович Маковский (1846-1920) ро­дился в семье с богатыми культурными традициями. Его отец, Е. И. Маковский, был одним из основателей знаменитого Училища живописи, ваяния и зодчества в Москве, из которого вышло немало выдающихся мастеров искусства.

В родительском доме часто собирались люди, уже тогда прославившиеся своим вкладом в искусство — композитор М. И. Глинка, писатель Н. В. Гоголь, актёр М. С. Щепкин, художники К. П. Брюллов, В. А. Тропинин и другие. Мать Владимира Егоровича музицировала и пела. Так что неудивительно, что дети, выросшие в атмосфере искусства — кроме Владимира, в семье было ещё два сына и две дочери — тоже со временем стали творческими людьми. Все трое братьев стали художниками, а их младшая сестра Мария — певицей. Сам Владимир Егорович тоже имел красивый голос, унаследованный от матери, играл на гитаре и скрипке. Мальчик рано увлёкся рисованием, и этот интерес впоследствии перерос в дело всей жизни.

Первые уроки рисования Владимиру Маковскому преподал известный художник В. А. Тропинин. У него Маковский учился и позже, став студентом Училища живописи, ваяния и зодчества. Это учебное заведение молодой человек закончил с серебряной медалью.

В своём творчестве Маковский значительное ме­сто отводил обычным людям. Сюжеты для картин художник чаще всего брал из жизни, выбирая такие моменты, когда наиболее ярко раскрывались харак­теры и взаимоотношения людей. Когда в 1873 г. за картину «Любители Соловьёв» Маковский получил звание академика, и картина экспонировалась на Все­мирной выставке в Вене, писатель Ф. М. Достоевский охарактеризовал её следующим образом: «… в этих маленьких картинках, по-моему, есть даже любовь к человечеству, не только к русскому в особенности, но даже и вообще».

Маковский был деятельным участником и даже избирался членом правления Товарищества передвиж­ных художественных выставок, которые организовы­вались, чтобы искусство стало доступно широким народным массам. Преподавал в Училище живописи, ваяния и зодчества в Москве, затем в Академии худо­жеств в Петербурге, а впоследствии стал её ректором. Создал несколько эскизов для росписи Храма Христа Спасителя в Москве. Среди учеников В. Е. Маков­ского — художники А. Е. Архипов, В. Н. Бакшеев, Е. М. Чепцов.

Как и большинство работ Маковского, картина «Мать приёмная и родная» написана по реальным событиям. Картину приобрёл самарский купец Шихобалов, меценат и друг Маковского. Некоторое время полотно находилось в коллекции Шихобалова, а после революции 1917 г. эта коллекция поступила в фонд Самарского городского музея. Сейчас это Самарский художественный музей, картина по-прежнему нахо­дится там.

Сам автор картины рассказывал Шихобалову, что событие, запечатлённое на картине, имело место в се­мье его знакомого художника. Эта семья когда-то усыновила мальчика, сына простой крестьянки, и вос­питывала его как своего собственного сына. Но одна­жды явилась родная мать ребёнка и предъявила свои права на сына.

На картине эмоционально запечатлён момент, ко­гда появляется эта женщина. Семья как раз сидела за столом. Сервировка, интерьер комнаты, одежда членов семьи недвусмысленно свидетельствует о мате­риальном достатке. Стол накрыт белой скатертью, на нём расставлена дорогая посуда. На окнах — лёгкие белые занавески и тяжёлые драпировки от потолка до пола. Одна из стен, за спиной пришедшей кре­стьянки, увешана картинами. Приёмные родители мальчика нарядно одеты: отец — в тёмном костюме, мать — в белом платье с большим воротником, отде­ланным пышной оборкой. Кроме приёмных родителей, мальчика и его родной матери, в глубине комнаты изображена ещё пожилая женщина в белом чепце и светлом платье, поверх которого накинута большая чёрная шаль — вероятно, это няня ребёнка.

Художник живо изобразил потрясение, которое испытывают приёмная мать и няня, да и сам ребёнок. Няня всплеснула руками, приёмная мать судорожно прижимает к себе ребёнка. И сам мальчик, судя по тому, как он прижался к приёмной матери и недо­верчиво, боязливо смотрит на родную мать, явно не горит желанием покинуть дом, который привык счи­тать своим. И тут дело не только в достатке, хотя очевидно, конечно, что мальчика хорошо кормят и оде­вают. У стола стоит плетёное кресло с салфеткой — по-видимому, это обычно место мальчика за столом. Наверное, у него есть и своя комната, и игрушки, каких крестьянские дети даже не видели. Но глав­ное — мальчика здесь любят, он стал родным для этих людей, которые заботятся о нем. И он привык к ним и полюбил их, считал своими родителями. Неизвестно, помнит ли он свою родную мать; судя по тому, как он прильнул к приёмной матери, вряд ли, эта женщина, внезапно появившаяся в доме, для него просто чужая тётя, непонятно почему она хочет забрать его и увести неведомо куда.

Крестьянка, родная мать ребёнка, похоже, не испы­тывает особого смущения оттого, что она ворвалась в чужой дом, когда-то оставила сына, а теперь, по сути, вторгается в его счастливую жизнь, грубо ломает её. Неизвестно, что побудило её прийти за ребёнком. Её лицо не выражает каких-то чувств к сыну — только напор и уверенность в том, что она вправе забрать его.

Противовесом смятению приёмной матери и самого ребёнка служит непоколебимость отца. Он курит сигару, спокойно глядя на ворвавшуюся в его дом женщину. Он не собирается уступать ей. Вероятно, он намеревается предложить ей деньги, чтобы она больше не беспокоила его семью. Она и за мальчиком пришла, возможно, в расчёте, что теперь, когда он подрос, станет работать для неё.

Одета родная мать мальчика небогато. На ней тёмная верхняя одежда, из-под которой виден подол коричневой юбки и пёстрый полосатый длинный пе­редник, какие носили крестьянки. На голове повязан красный платок. В одной руке женщина держит небольшой мешок с вещами, в другой — бумагу, по-видимому, документ, подтверждающий её право на ребёнка.