Сочинение по произведению Салтыкова-Щедрина «История одного города». Часть 1

История одного города

«История одного города» — одно из центральных произ­ведений творчества М.Е. Салтыкова-Щедрина. Оно было опубликовано в журнале «Отечественные записки» в 1869— 1870 годах и вызвало широкий общественный резонанс. Ос­новными средствами сатирического обличения действитель­ности в произведении являются гротеск и гипербола. В жан­ровом отношении оно стилизовано под историческую хронику. Образ автора-повествователя назван в нем «послед­ним архивариусом-летописцем».

После названия имеется приписка: «По подлинным документам издал М.Е. Салтыков /Щедрин/». Она тоже призвана создать иллюзию достоверности.

В предисловии «От издателя» автор рассказывает о най­денном в городском архиве «Глуповском Летописце», содер­жанием которого являлось однообразное описание биографии градоначальников, хозяйственных дел мероприятий.

С тонкой иронией пишет М.Е. Салтыков-Щедрин о том, как меняются лики этих градоначальников с изменением той или иной исторической эпохи: «Так, например, градоначаль­ники времен Бирона отличаются безрассудством, градона­чальники времен Потемкина — распорядительностью, а гра­доначальники времен Разумовского — неизвестным происхождением и рыцарской отвагою. Все они секут обыва­телей, но первые секут абсолютно, вторые объясняют причи­ны своей распорядительности требованиями цивилизации, третьи желают, чтоб обыватели во всем положились на их от- 100 вагу». Таким образом, с самого начала выстраивается и под­черкивается иерархия: высшие сферы — местное управление — обыватели. На их судьбах зеркальным образом отображает­ся то, что происходит во властных областях: «в первом случае, обыватели трепетали бессознательно, во втором — трепетали с сознанием собственной пользы, в третьем — возвышались до трепета, исполненного доверия».

Автор подчеркивает, что внешность летописца является самой настоящей, что не позволяет ни на минуту усомниться в его подлинности. М.Е. Салтыков-Щедрин четко указывает границы рассматриваемого периода: с 1931 по 1825 год. Про­изведение включает в себя «Обращение к читателю от по­следнего архивариуса-летописца». Для придания докумен­тального характера этому фрагменту повествования автор помещает после названия сноску о том, что обращение пере­дается в точности, словами самого летописца. Издатель позво­лил себе лишь орфографическую правку текста, чтобы отре­дактировать отдельные вольности в написании слов. Обращение начинается разговором с читателем о том, найдут­ся ли в истории нашей страны достойные правители и началь­ники: «Ужели во всякой стране найдутся и Нероны преславные, и Калигулы, доблестью сияющие, и только у себя мы таковых не обрящем?» Всезнающий издатель дополняет эту цитату отсылкой к стихотворению Г.Р. Державина: «Калигу­ла! Твой конь в сенате. Не мог сиять, сияя в злате: Сияют доб­рые дела!» Это дополнение ставит собой цель подчеркнуть ценностную шкалу: сияет не злато, а добрые дела. Злато в данном случае выступает символом стяжательства, а добрые дела провозглашаются истинной ценностью мира.

Далее в произведении следует рассуждение о человеке во­обще. Летописец призывает читателя взглянуть на собствен­ную персону и решить, что в ней важнее: голова или брюхо. А потом уже судить власть имеющих. Анализируя память на­родную о городских главах и благодетелях, летописец с тон­кой иронией отмечает: «Не знаешь, что более славословить: власть ли, в меру дерзающую, или сей виноград, в меру благо­дарящий?»

В конце обращения Глупов сравнивается с Римом, это опять-таки подчеркивает, что речь идет не о каком-то кон­кретном городе, а о модели общества вообще. Таким образом, город Глупов является гротескным изображением не только всей России, но и всех властных структур в мировом масшта­бе, ибо Рим издревле ассоциируется с городом имперским, эту же функцию воплощает упоминание римских императоров Нерона (37-68 гг.) и Калигулы (12-41 гг.) в тексте произведе­ния. С этой же целью расширить информационное поле пове­ствования упоминаются в произведении фамилии Костомаров, Пыпин и Соловьев. Современники представляли, о каких взглядах и позициях идет речь. Н.И. Костомаров — знамени­тый российский историк, исследователь социально- политической и экономической истории России и Украины, украинский поэт и беллетрист. А.Н. Пыпин (1833-1904) — русский литературовед, этнограф, академик Петербургской академии наук, двоюродный брат Н.Г. Чернышевского. B.C. Соловьев (1853 -1900) — русский философ, поэт, публи­цист, литературный критик конца XIX — начала XX века.

Далее летописец относит действие повествования к эпохе существования племенных междоусобиц. При этом М.Е. Сал­тыков-Щедрин использует свой излюбленный композицион­ный прием: сказочный контекст сопрягается со страницами реальной российской истории. Все это создает систему остро­умных тонких намеков, понятных искушенному читателю.

Придумав сказочным племенам забавные названия, М.Е. Салтыков-Щедрин сразу же раскрывает перед читателем их иносказательный смысл, когда представители племени го­ловотяпов начинают называть друг друга по именам (Ивашка, Петр). Становится понятным, что речь идет именно о русской истории.

Надумали головотяпы найти себе князя, а поскольку сами народ глупый, то и правителя себе немудрого ищут. Наконец, одна (третья по счету, как это принято в русских народных сказках) «княжеская светлость» согласилась владеть этим наро­дом. Но с условием. «И будете вы платить мне дани многие, — продолжал князь, — у кого овца ярку принесет, овцу на меня отпиши, а ярку себе оставь; у кого грош случится, тот разломи его начетверо: одну часть мне отдай, другую мне же, третью опять мне, а четвертую себе оставь. Когда же пойду на войну — и вы идите! А до прочего вам ни до чего дела нет!» От таких речей даже неразумные головотяпы понурили головы.

В этой сцене М.Е. Салтыков-Щедрин убедительно пока­зывает, что любая власть основана на покорности народа и приносит ему больше бед и проблем, чем реальной помощи и поддержки. Не случайно князь присваивает головотяпам но­вое название: «А как не умели вы жить на своей воле и сами, глупые, пожелали себе кабалы, то называться вам впредь не головотяпами, а глуповцами».

Переживания обманутых головотяпов выражаются в фольклоре. Символично, что один из них по дороге домой по­ет песню «Не шуми, мати зелена дубравушка!».

Одного за другим посылает князь своих воровитых намест­ников. Сатирическая опись градоначальников дает им красно­речивую характеристику, свидетельствующую об их деловых качествах.

Клементий получил надлежащий чин за искусную стряп­ню макарон. Ламвроканис торговал греческим мылом, губкою и орехами. Маркиз де Санглот любил петь непристойные пес­ни. Можно долго перечислять так называемые подвиги градо­начальников. У власти они долго не задерживались и ничего путного для города не сделали.

Издатель счел нужным представить развернутые биогра­фии самых выдающихся начальников. Здесь М.Е. Салтыков — Щедрин прибегает к уже известному по «Мертвым душам» Н.В. Гоголя классическому приему. Подобно тому, как Гоголь изображал помещиков, он представляет на суд читателей це­лую галерею типичных образов градоначальников.

Первым из них обрисован в произведении Дементий Вар­ламович Брудастый по кличке Органчик. Параллельно с рас­сказом о каком-либо конкретном градоначальнике М.Е. Салтыков-Щедрин постоянно рисует общую картину действий городских властей и восприятия этих действий народом.

Так, например, он упоминает о том, что глуповцы долго помнили тех начальников, которые секли и взыскивали недо­имки, но при этом всегда говорили что-либо любезное.

Органчик же поразил всех жесточайшей строгостью. Лю­бимым его, словом был крик: «Не потерплю!» Далее М.Е. Сал­тыков-Щедрин рассказывает о том, что по ночам тайно прихо­дил к градоначальнику органных дел мастер Байбаков. Секрет открывается внезапно на одном из приемов, когда к Брудастому на прием приходят лучшие представители «глуповской интел­лигенции» (само это словосочетание содержит в себе оксюмо­рон, что придает рассказу иронический оттенок). Там и случа­ется у градоначальника поломка органчика, которым он пользовался вместо головы. Только Брудастый позволил себе изобразить нехарактерную для него приветливую улыбку, как «…вдруг что-то внутри у него зашипело и зажужжало, и чем более длилось его таинственное шипение, тем сильнее и силь­нее вертелись и сверкали его глаза». Не менее интересной вы­глядит реакция городского светского общества на это происшествие.