ЖАН-КРИСТОФ
Жан-Кристоф Крафт — главное действующее лицо романа, носитель и выразитель авторских идей. Свои мечты, потребности времени Роман открыто проецировал на образы прошлого, на фигуры исторически достоверные. Однако Жан-Кристоф — образ вымышленного писателем современника. Это музыкант, немец по своему происхождению, который не может смириться с насилием над человеческой личностью и выражает открытый протест против уничтожения человеческого в человеке. Жан-Кристоф — гениальный композитор, «новый Бетховен», призванный «видеть и судить Европу наших дней». Такой человек, безгранично одаренный, не может не вступить в резкое противоречие с окружающей средой. Гений и современное буржуазное общество не могут не быть враждебны друг другу. Все подымается против Кристофа, стремясь его уничтожить. Свое 10-томное произведение Роллан строит как «четырехчастную симфонию», каждая из частей имеет свою тональность. Первая часть (романы «Заря», «Утро», «Отрочество») повествует о пробуждениях «чувств и сердца» Кристофа, его первых столкновений с миром. Вторая часть («Бунт», «Ярмарка на площади») рассказывает о бунте героя, вступившего в схватку с ложью, разъедающей как общество, так и искусство в целом. Третья («Антуанетта», «В доме», «Подруги») подобна грустной элегической песне «во славу Дружбы и чистой Любви». Четвертая, заключительная («Неопалимая купина», «Грядущий день») представляет собой картину «опустошительных страстей, душевных бурь, которые… разрешаются безмятежно ясным финалом…» То, что Роллан выбрал героем именно немца, а не француза, объясняется тем, что автор хотел посмотреть на Францию глазами человека со стороны, «свежим взглядом чистосердечного и простодушного гурона…» Кроме того, он хотел бросить вызов и французским националистам и наглому немецкому империализму.
Детство и юность Кристофа протекают в карликовом немецком герцогстве, в маленьком провинциальном городке на Рейне. Его обитатели, ограниченные и самодовольные мещане, раболепствуют перед силой и властью, душат проявление всякой живой мысли и искреннего чувства в угоду устоявшимся взглядам и обычаям, презирают и готовы задушить того, кто не похож на них. Сын бедного придворного музыканта и кухарки, Жан-Кристоф растет в среде простых людей, которые оказывают глубокое влияние на будущего композитора. Демократическая основа его творчества закладывается с ранних пор, и это представляет залог особой устойчивости и прочности фигуры Кристофа, его смелости в решении творческих вопросов. Герой рано познакомился с заботами и горестями жизни, рано выработал привычку к труду и умел чувствовать ответственность за других. Так, в 6 лет Кристоф опекает младших братьев, в 11 — зарабатывает на хлеб игрой на скрипке, в 14 — после смерти деда — становится главой семьи, взвалив на свои плечи заботы о близких. Роллан подчеркивает, что настоящий гений мог выйти только из народа. Жан-Кристоф поднимается из низов, и его плебейский характер сказывается в жизненной поступи. Твердая воля Кристофа (не случайно фамилия героя Kraft с немецкого переводится как «сила») и его непримиримость постоянно проявляются в той борьбе, которую он ведет. Кристофу не свойственно колебаться и отступать. Он не может, не хочет принять действительность такой, какая она есть. Кристоф покидает свою родину и уезжает из Германии, где ему уже нечем дышать, где солдафонско-полицейский режим сочетается с господством самой отвратительной реакции во всех областях культуры и искусства (книга «Бунт»). Великое искусство, давшее миру Баха и Бетховена, Шиллера и Гете, опустилось до «наспех сделанной музыки» и декадентских пьес — смеси «из Ибсена, Гомера и Оскара Уайльда». Главный герой дает свой первый бой такому лжеискусству и породившему его обществу. Спасаясь от преследования немецкой полиции, Кристоф приезжает во Францию, которая кажется ему оплотом подлинной цивилизации. Пятая книга повествует об этом периоде жизни музыканта. Поначалу он бедствует, голодает, перебивается случайными заработками, давая уроки музыки дочкам богатых буржуа и переписывая ноты для издательства Гехта. Розовые мечты Кристофа, его готовность к смелому творческому взлету терпят крушение. Даже в Париже нет настоящего искусства. Перед ним — «ярмарка на площади», где все продается и где надувательство стало законом. Все пропиталось «духом рассудочной проституции». Великая французская литература измельчала. Роллан смотрит на происходящее глазами своего героя и задает вопрос: «Неужели у Франции нет больше солнца?» С горечью Жан-Кристоф сознает, что в этом бесполезном и циничном мире честному художнику никогда не позволят свободно развиваться, творить и расти. Так нарастает неизбежность нового «бунта». Дельцы от искусства испытывают ужас при виде молодого художника, чуя в нем опасного противника. Они делают все, чтобы закрыть ему путь к успеху и славе. Кристоф нисколько не растерян. Он идет напролом, нанося удары направо и налево, расталкивая толпу «торговцев безобразием». Кристоф борется против декадентов и всякой «литературной и музыкальной черни», «продающих искусство за тридцать сребреников». Но одержать победу над всем обществом невозможно даже такой сильной личности, какой предстает в эпопее Жан-Кристоф.
Характерно, что идеалом для главного героя является искусство, тесно связанное с действительностью («искусство есть укрощенная жизнь»). Ведь «задача художника в том и заключается, чтобы создать солнце, когда его нет». Необходимо «говорить языком человеческим…» Кристоф призывает: «Сочиняйте песни для всех». Примером такого искусства служит для Жана-Кристофа, как и для Роллана, творчество Л. Н. Толстого. Поиски подлинного искусства, нового искусства проходят совместно с поисками единомышленников и соратников. Жан-Кристоф сближается с талантливым поэтом Оливье Жаненом, который тоже ненавидит лживое искусство и фальшивую демократию, знакомится с его сестрой Антуанеттой. В них, а также в служанке Сидонии, веселом кровельщике, в молодой работнице, влюбленной в музыку, в участнике Коммуны Ватлэ видит Жан-Кристоф людей, представляющих подлинную Францию. Это — «простой народ, маленькие люди, хозяйственные, рассудительные, трудолюбивые, спокойные, в чьих сердцах дремлет пламень… вечно приносимый в жертву народ», который «десятки раз проходил через испытания огнем и только закалялся в них, народ, который, побеждая смерть, десятки раз воскресал!» Оливье и Жан-Кристоф горячо интересуются жизнью социальных низов. Но герой ясно осознает недостаточность одной лишь мечты о всеобщей любви и братстве людей. Необходимо действие ради ее осуществления. Девятая книга романа — «Неопалимая купина» в значительной части посвящена поискам пути к народу. Это жизненно важно для Жана-Кристофа Он знакомится с вождями социалистического движения (Жусье, Кокар, Грайо и др.), посещает политические митинги и даже пишет революционную песню. Однако потеря друга Оливье, убитого во время первомайской демонстрации, утрата веры в возможность изменить мир при помощи насилия заставляют Жана-Кристофа свернуть с пути борьбы и замкнуться в той самой индивидуалистической скорлупе, которую ему так хотелось отбросить. Конечно, он не может примириться с торжеством реакции, но и рабочий класс не внушает ему доверия. В последней книге романа-эпопеи стареющий Жан-Кристоф, пройдя через социальные и личные потрясения (гибель друга, мучительная страсть к Анне Браун, смерть Грации), обретает способность спокойно и мудро созерцать жизнь. К нему пришла уверенность, Что его поиски, муки, заблуждения, борьба, сама музыка были необходимы: они готовили будущее. Не случайно последняя книга называется «Грядущий день». Жан-Кристоф умирает очень патетически, думая, что «…в эту минуту другие люди любят и живут… и так бывает всегда, — ни на миг не оскудевает могучая радость жизни». Однако герою Роллана так и не удалось победить. И необычайно величественный, прекрасный, чистый образ, так высоко поднявшийся над уровнем современной ему литературы, образ, в котором была заложена могучая сила гнева и ненависти к буржуазному миру и который стал таким ярким воплощением духовной красоты человека, — этот образ остался незавершенным. Финал романа до известной степени разочаровывает. Человек, вступивший в великую борьбу, гений и бунтарь, успокаивается в каком-то восторженном все примиряющем самосозерцании.