ТРУДНЫЙ ТАЛАНТ НИКОЛАЯ НЕКРАСОВА, БИОГРАФИЯ

ТРУДНЫЙ ТАЛАНТ НИКОЛАЯ НЕКРАСОВА.

«Что за талант у этого человека! И что за топор его талант!» — восклицал Белинский, имея в виду не только разящую силу гражданской поэзии Некрасова, но и круп­ные его художественные просчеты. Ни у одного из боль­ших русских поэтов нет столько откровенно плохих строк — но и ни у одного не было таких пронзительных стихов, прожигающих насквозь, разрубающих до земли, возвышающих до неба.

Бывают такие обстоятельства, в которых судьба не пре­доставляет тебе выбора. Так случилось и с Некрасовым: в 1824 году его отец, выйдя в отставку, привез небольшое свое семейство — трехлетнего сына и прекрасную полячку-жену — в родовое имение Грешнево Ярославской губернии. Окна барского дома выходили на низовую Ярославско-Костромскую дорогу (она же — Сибирка, она же — Владимирка), — знаменитый Владимирский тракт, которым отправляли на каторгу бесчисленные этапы из самой Москвы. «Все, что по ней шло и ехало, было ведомо, начиная с почтовых троек и кончая арестантами, закован­ными в цепи, в сопровождении конвойных, было постоян­ной пищей нашего детского любопытства», — писал в ав­тобиографии Некрасов. Нежный мальчик, воспитанный нежной матерью, — что он мог чувствовать, глядя из окна на реки человеческого горя, текущего по Владимирке?

Отец Некрасова смертным боем бил мать, жесточайшим образом порол на заднем дворе немногочисленных кре­постных, а когда нужда вынудила его взять место исправ­ника (поди-ка прокорми тринадцать детей!) — стал брать на выезды постреленка Кольку. А что такое выезд исправ­ника? Это либо труп, либо кровавая поножовщина, либо пьяная драка. Так что горе, кровь, пот и слезы Николенька разглядывал не только из окна детской комнаты.

К шестнадцати годам он уже знал, что делать. Он ре­шил ехать в Петербург и учиться словесности — увиденное и пережитое требовало выхода, а слов не хватало. Отец потребовал определиться в военные — иначе, мол, лишу помощи. Наперекор воле отца Некрасов все же едет в Пе­тербург, проваливает экзамены, поступает вольнослушате­лем и на три года попадает в страшную нищету и страшный голод. «Ровно три года, — рассказывал он впоследствии, — я чувствовал себя постоянно, каждый день голодным. Не раз доходило до того, что я отправлялся в один ресторан на Морской, где дозволяли читать газеты, хотя бы ничего не спросил себе. Возьмешь, бывало, для вида газету, а сам пододвинешь себе тарелку с хлебом и ешь». Заработки были скуднейшие: статейки в приложении к «Русскому инвалиду», рифмованные строчки для азбук, трехкопееч­ные прошения и иски для мастеровых. Что такое плохая жизнь — он теперь знал на собственной шкуре.

«Открыл» его Белинский: великий критик безошибочно угадывал таланты. Правда, сначала пришлось строго-на­строго запретить молодому творцу писать прозу (откровен­но была плоха и подражательна), а вот стихи и способно­сти организатора…

Сборники, вдохновленные и составленные Некра­совым, стали эпохой в истории литературы: «Статейки в стихах без картинок», «Физиология Петербурга», «Петер­бургский .сборник» — с этих «книжек», в которых впервые прозвучали имена Дмитрия Григоровича и Федора Досто­евского, где почли за честь опубликоваться Иван Тургенев и Александр Герцен, началась знаменитая «Натуральная школа», открывшая миру маленького человека во всей его мизерной низости и великой человечности. А некрасов­ский «Современник» — с Белинским во главе критического отдела — определявший развитие всей русской литературы не один год? Издательская деятельность Некрасова сделала русскую литературу настоящей литературой — целостным художественным феноменом, сконцентрированным вокруг мечты о народном счастии.

А счастия этого на Руси было ох как мало. Да и в жизни Некрасова — не больше. Но он без устали переворачивал гигантские пласты русской жизни — бурлаки, путники, безлошадные крестьяне, овдовевшие крестьянки, ямщики, коробейники, сироты, рекруты — и предъявлял просве­щенному читателю трудную правду.

Когда Некрасов умер, его верные читатели и почитатели громогласно заявили: «Некрасов выше Пушкина и Гого­ля» — впервые в истории литературы отдавая дань не толь­ко художественному таланту, но и человеческому. Таланту борца за чужое счастье.

Очень трудный талант.

Сохрани к себе на стену!

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.