АВТОР ПОЖЕЛАЛ ОСТАТЬСЯ НЕИЗВЕСТНЫМ. БЕЗЫМЯННАЯ ДРЕВНЕРУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА
А был ли автор? Профессора и академики спорят не первое десятилетие: скрывался ли древнерусский автор от читателя или просто забывал поставить подпись? Считал ли себя недостойным смердом, чьей рукой из большой милости водит всепрощающий Господь, или не видел нужды в указании фамилии? Хотел ли древнерусский автор славы или слагал свои песни от лица всей общины?
Почему, например, автор «Слова о полку Игореве» скромно умолчал о своем имени, роде-племени и хоть каком-нибудь звании? Боялся ответственности? Благоразумно помалкивал? Хитрил? А кто написал «Повесть о разорении Рязани Батыем»? Еще один аноним, который побоялся ставить свою подпись под документальной правдой о русских князьях, предавших свой народ ради золота Орды? И где еще 2360 авторов, забывших указать свое имя на первой странице — именно столько древних книг значатся в знаменитой «картотеке Никольского» в рубрике «анонимные сочинения древнерусской литературы»?
Вслед за академиком Дмитрием Лихачевым многие считают, что для древнерусского автора смирение, иночество, безымянность были принципиальным отношением к тексту. Дескать, кто я такой, чтобы под строками, надиктованными мне Богом, ставить свое грешное имя? Трепет средневекового человека перед собственным необъяснимым талантом, страх перед неизвестно откуда возникающими в голове образами, мыслями, героями, событиями, желание смирить гордыню и унять жажду славы — вот что останавливало древнерусских писателей, когда перо просило вывести заглавную букву собственного имени.
А как же Нестор, самый главный наш летописец? Как же Даниил Заточник? Как же святой равноапостольный Владимир Мономах? — спрашивают противники лихачевской теории, возглавляемые профессором Виктором Виноградовым. Как же многочисленные «аз рекохом» и «аз выписах на память» в текстах самых разных жанров? Эти авторы, что же, были менее богобоязненны? Более горделивы? Многократно смелы?
Не была бы эта литература русской — если бы не начиналась она с такого количества безответных вопросов. Это же ведь и, правда, вопрос на все времена: хозяин ли ты своему таланту, имеешь ли ты на него именное право, или он — достояние общества, государства, истории и еще чего-то большего, чье имя вслух не произносится…
Между традиционалистским Востоком, стирающим человека в пыль о камни Истории, и индивидуалистским Западом, ценящим личность и прославляющим ее собственное имя, молодая, воспитанная в монастырях и кельях русская литература никак не знала, что выбрать: авторство или анонимность, славу или забвение, личное мнение или соборное решение.
И порой выбирала — забвение. Может, и зря. А только многие наши беды и победы, радости и горести, достоинства и недостатки лежат в этом умении забыть личное во имя общего, смириться перед высшим, отречься от себя самого ради правды и истины, в этом желании скрыть свое имя от потомков, оставив им разве что вот это бессмертное: «Не начать ли нам, братья…»