Сочинение на тему: ОБРАЗ СЛЕДОВАТЕЛЯ В РОМАНЕ Ф. М. ДОСТОЕВСКОГО «ПРЕСТУПЛЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ»

ОБРАЗ СЛЕДОВАТЕЛЯ В РОМАНЕ Ф. М. ДОСТОЕВСКОГО «ПРЕСТУПЛЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ»

Порфирий Петрович — это удивительный человек. Он не просто следователь, не просто разыскивает лю­дей, совершивших преступление, но делает из этой грязной и неприятной работы увлекательную игру. Оно и понятно, ведь недаром Дмитрий Прокофьич Разуми­хин говорил: «Малый умный, очень даже неглупый, только какой-то склад мыслей особенный… Недоверчив, скептик, циник… надувать любит, то есть не надувать, а дурить… А дело знает, знает…» Из этой характеристи­ки следует обратить особое внимание именно на то, что у Порфирия Петровича особенный склад мысли и он любит дурачить. Да, действительно — дурачить своих оппонентов, расставляя для них ловушки, изучать их, как подопытное насекомое в микроскоп, и при этом уверенно вести уголовное дело к раскрытию — вот об­раз действия этого незаурядного человека.

И это делает ему честь, потому что в условиях се­редины XIX века, когда еще не было практически ни­какой технической базы для раскрытия преступления, умственные качества и свойства характера дознавате­ля играли чрезвычайно важную роль. В те времена да­же отпечатки пальцев еще снимать не умели, а все ос­мотры места преступления велись скорее по наитию, нежели по методике. И потому в полицейской работе особенно остро нужны были настоящие таланты, и именно здесь они могли ярко и значительно проявить себя. И публичная известность тут почти совершенно ни при чем — она даже вредна для следователя.

Таким образом, Порфирий Петрович — талантлив, и не только потому, что способен раскрыть трудное де­ло, пользуясь «материальным методом» исключитель­но для сухой поисковой работы. Он — игрок, причем игрок отнюдь не пассивный. Больше всего Порфирий Петрович напоминает кота, охотящегося на крыс. Кот не только знает, как броситься на жертву и закогтить ее, он порой способен заманить ее в хитроумную ло­вушку. Так и Порфирий Петрович — он добивается  того, что убийца сам запутывается в охотничьих при­емах следователя и, если даже замечает, что с ним бесцеремонно играют, все равно ничего не может поде­лать. А искусство навязать свои правила игры оппо­ненту — это признак высочайшего мастерства.

Иногда даже создается впечатление, что Порфирий Петрович с самого начала прекрасно знал, кто убил старуху-процентщицу и Лизавету.

Читатель понимает, что Раскольников столкнулся с серьезнейшим противником, сразу, едва заканчивает читать портретную характеристику Порфирия Петро­вича. Опуская детали его в общем-то неказистой внешности, заострим внимание на том, что выпадает из облика увальня: лицо его «было бы даже и добродуш­ное, если бы не мешало выражение глаз, с каким-то жидким водянистым блеском… Взгляд этих глаз как-то странно не гармонировал со всею фигурою, имевшей в себе даже что-то бабье, и придавал ей нечто гораздо

более серьезное, чем с первого взгляда можно было от нее ожидать». Вот оно — глаза! Именно они зачастую играют важнейшую роль в создании впечатления от человека. Недаром их называют «зеркалом души». Именно акцент на необычности взгляда Порфирия Пе­тровича заставляет быть настороже и знать: Расколь­ников обречен.

Поединок между следователем и убийцей завязы­вается буквально на первых минутах их знакомства. Для того чтобы одержать победу в схватке, нужно знать своего противника досконально. И Порфирий Петрович, уже успевший составить некоторое впе­чатление о Родионе Романовиче по его статье, опуб­ликованной в газете, приступает к дальнейшему изу­чению Раскольникова, к познанию души и нрава по­дозреваемого.

Разумеется, он подозревает Раскольникова. Ведь к моменту их встречи Порфирий Петрович уже при­шел к выводу, что старуху убил именно закладчик. Значит, Родион Романович автоматически попадает в круг подозреваемых. Пока что он — не главный по­дозреваемый, но статья — очень смелая и почти ци­ничная, допускающая право на совершение злодеяния для некой категории «необыкновенных» людей, — де­лает свое дело, и следователь присматривается внима­тельнее. Разумеется, он отдает себе отчет в том, что сама по себе эта публикация не только не улика, но да­же не зацепка. Однако галочку в памяти ставит навер­няка сразу же после ее прочтения. А при первом удоб­ном случае, то есть едва познакомившись с Родионом Романовичем, вступает с ним в дискуссию. И дискус­сию Порфирий Петрович завязывает не только потому, что не согласен с развиваемыми в статье идеями, но и потому, что хочет понять, насколько автор статьи готов этим самым идеям следовать. Игра ведется не из простых — на основании очень спорного материала следователь должен самому себе ответить на вопрос: способен ли этот нервный, лихорадочный юноша на убийство — самое страшное злодеяние?

Порфирий Петрович задает меткие, хлесткие во­просы и наверняка следит не только за каждым словом Раскольникова, но и за интонацией, и за реакцией на вопрос вообще. Достоевский не заостряет на этом вни­мание, но наверняка даже мимика Родиона Романовича фиксируется следователем со всем старанием. Это не­обходимо, ведь материальных улик не осталось и вся надежда на психологию: никак иначе это убийство не раскрыть. Венцом хитрой психологической конструк­ции, разумеется, является последний вопрос Порфирия Петровича: «Ведь вот-с, когда вы вашу статейку-то со­чиняли, — ведь уж быть того не может, хе, хе! чтобы вы сами себя не считали, — ну хоть на капельку, — то­же человеком «необыкновенным» и говорящим новое слово, — в вашем то есть смысле-с… Ведь так-с?» По­ходив вокруг жертвы, хищник показывает когти. Пока еще только показывает. Ведь каким бы ни был ответ Раскольникова, все равно он не стал бы для Порфирия Петровича знаковым. Следователь и сам потом скажет, что психология — это палка о двух концах. Но вопрос он задает, и не только потому, что ответ Родиона важен для него как деталь расследования, но и оттого, что сам он живет по другим принципам.

Порфирий Петрович по роду службы видит жертв злодеяния и ищет тех или того, кто это злодеяние со­вершил. Искать людей, преступивших закон, — его работа. Чтобы хорошо делать ее, следователь никогда не должен оказываться на стороне преступника. Даже мимолетное согласие с ним, неохотное допущение пра­воты злодея могут погубить все. Настоящий следова­тель неизменно находится на стороне жертвы, кем она ни была. В данном конкретном случае старуху-процентщицу, сколь отвратительной личностью она ни яв­лялась, остается человеком, над которым совершили преступление. И Порфирий Петрович выступает ее за­щитником, пусть и запоздалым.

Статья Раскольникова именно поэтому не может найти одобрения у Порфирия Петровича. Разве он мо­жет понять это странное деление людей на «обыкновен­ных» и «необыкновенных»? И вообще: «Чем же бы от­личить этих-то необыкновенных от обыкновенных? При рождении, что ль, знаки такие есть?» Да! Где он — кри­терий отбора, фактически закрепляющий за подавляю­щим большинством людей положение именно жертв? Раскольников обосновывает его неубедительно и даже цинично. Вроде бы именно в широте мышления и готов­ности выступать за рамки кроется этот знак, но сколько «обыкновенных» людей мнят себя не такими и готовы ошибаться и — совершить преступление, чтобы затем не вынести этого бремени. Следователь возражает про­тив того, что обыкновенные люди — лишь материал, сырье для решительных поступков некоторого, очень небольшого количества избранных, которых в придачу еще и определить невозможно. Порфирий Петрович не принимает взглядов Раскольникова потому, что всю жизнь занимается борьбой с такими вот якобы избран­ными, которые творят зло направо и налево.

Здесь мы видим не только стычку следователя и по­дозреваемого, но и столкновение двух совершенно раз­ных идеологий. Ведя дискуссию по статье, игрок Порфи­рий Петрович небывало серьезен, он почти не играет

Однако только демонстрацией когтей дело не огра­ничивается. Следователь продолжает заниматься рас­крытием убийства, и потому подозреваемый получает от него каверзный вопрос о красильщиках. Ловушка шита белыми нитками; разумеется, Порфирий Петрович не рассчитывает на возможность попадания в нее Расколь­никова. Однако другой цели он блестяще достигает: психически неуравновешенный молодой человек все сильнее начинает терзать себя. И снова Порфирий Пет­рович не преминет приоткрыть нам позже завесу над своей профессиональной методикой: преступник должен выдать себя сам — это наилучший способ закончить де­ло. Кстати, вот и еще одно качество Порфирия Петрови­ча: тяга к честной игре. Ведь преступник, сознаваясь в злодеянии, сдается победителю. Тем самым он при­знает, что следователь достоин этой победы. Изящность этого подхода может послужить примером любому, кто избирает для себя карьеру сыщика.

Ведя с Раскольниковым свою игру, следователь кое-чем рискует. Например, испортить отношения с Разумихиным, который убежден в невиновности Ро­диона Романовича и за друга готов кому угодно вце­питься в горло. Однако риск не так уж велик. Расколь­ников уязвим из-за своей нервозности, сцена с Заметовым это великолепно показывает. Так что Порфирий Петрович может спокойно отнести этот риск к допусти­мому: либо Родион невиновен и однажды следователь это с облегчением признает, либо он — убийца. Тогда Разумихин все поймет. Вот еще один поступок настоя­щего игрока, не боящегося вести игру по-крупному.

Итак, Порфирий Петрович понимает, что наверняка сумел изрядно задеть Раскольникова и своими вопроса­ми о статье, и демонстративной ловушкой в конце разго­вора. После ухода Родиона и Дмитрия Прокофьича он позволил себе довольную улыбку: семя пало на благо­датную почву, нужно ждать скорых и обильных всхо­дов. Но пассивность не в его традиции, он делает игру, а не только играет в нее. И потому он рассчитывает на очную ставку с мещанином. Наверняка это был бы силь­нейший удар по Родиону Романовичу, особенно если учесть, насколько старательно и навязчиво Порфирий Петрович по ходу их второй беседы убеждал его в том, что даже не мыслит об обвинении. Раскольников уже пляшет на самой грани нервного срыва, а именно того и нужно следователю. Остается только определить мо­мент, когда последнее равновесие будет потеряно подо­зреваемым, и тогда — ударить. Наверняка, на пораже­ние, не оставляя противнику ни малейшего шанса.

И если бы не внезапное «признание» красильщика Николая, спутавшее все планы и вообще поставившее под угрозу следствие в отношении Раскольникова, на­верняка во вторую их встречу все бы и закончилось. Правда, Родион Романович не только нервозен и из­дерган. Он еще и умен — чего не отнять, того не от­нять. И впоследствии Порфирий Петрович сам замеча­ет, что были у Раскольникова пути к бегству.

Однако именно в момент громкого признания Нико­лая Порфирий Петрович оказывается в смятении. Его ловушка, которая с таким тщанием строилась для Рас­кольникова, оказывается растерзанной и развеянной по ветру. И на некоторое время он теряется, оттого и ведет себя вначале сумбурно.

Но ум следователя гибок, и почти сразу приходит к Порфирию Петровичу осознание того, что напрасно его паника, что на самом-то деле только что он смог раскрыть убийство старухи и Лизаветы. И далее он уже вполне держит себя в руках и снова ироничен, как прежде. Ведь неспроста следователь догнал Расколь­никова, неспроста он желал ему здоровья и намекал, что видятся они не в последний раз. И наверняка Пор­фирий Петрович знал, что Родион тоже понял: все кончено, признание Николая неминуемо расставит все по своим местам.

И на последнюю встречу Порфирий Петрович яв­ляется уже победителем, который не только не наме­рен скрывать свой триумф, но даже рад, что можно чуть-чуть покрасоваться перед проигравшим. Но не только затем он является к Раскольникову. Он прихо­дит рассказать, что поединок завершился, что до арес­та Родиона Романовича уже день-полтора, но не того нужно следователю. Мы ведь помним, что он ищет признания от преступника.

Но и не только в этом дело. У Порфирия Петровича есть еще одна примечательная черта: человечность. Он нисколько не считает себя вправе относиться к пре­ступнику, как к отбросу. Иначе не был бы он таким хо­рошим следователем. Ведь он, ведя расследование, по­знает злодея, изучает его. А это неизбежно влечет за собой глубокое, настоящее понимание мотивов любого поступка. Но ведь это означает и то, что невозможно относиться к преступнику не по-человечески, если ты постиг причины, побудившие его к нарушению закона. Порфирий Петрович приходит к Раскольникову, чтобы сказать о возможности смягчения наказания в случае явки с повинной. Значит, он считает Раскольникова до­стойным такой поблажки. Наверняка в своих размыш­лениях следователь примерил на себя шкуру этого ис­теричного идейного студента, измученного нищетой. Он и впрямь понял, каково это — жить на шее у лю­дей, настолько же бедных, как и ты сам. Порфирий Петрович действительно знал о мерзком характере процентщицы Алены Ивановны и представлял себе, каким чудовищем старуха выглядела в глазах Родиона Романовича. Так что убийство, совершенное Расколь­никовым, для следователя не только злостное преступ­ление. Это — еще и поступок отчаявшегося, избитого жизнью человека. И душевных мук следом за пре­ступлением человек этот испытывает множество — так нужны ли ему излишние муки на каторге? «А я вам, вот самим Богом клянусь, так «там» подделаю и устрою, что ваша явка выйдет как будто совсем нео­жиданная. Да известно ли вам, какая за это воспосле­дует сбавка? Ведь вы когда явитесь, в какую минуту? Вы это только рассудите! Когда другой уже на себя преступление принял и все дело спутал». Раз Порфи­рий Петрович говорит это, значит, он считает Расколь­никова достойным поблажки, не верит, что Родион Ро­манович — конченый человек.

Даже нежелание Раскольникова получать какие бы то ни было поблажки не мешает следователю прини­мать живейшее участие в решении его судьбы. Он дер­жит свое слово вопреки воле Раскольникова. И он бе­зусловно прав. Иначе этот странный молодой человек запросто был бы способен подвести себя не то что под каторгу, а даже под виселицу.

Следователь как бы добавляет к измышлениям Раскольникова одну очень важную деталь: вовсе не обязательно быть преступником, чтобы стать настоя­щим «необыкновенным» человеком. И если уж так сло­жилась твоя судьба, что ты хотя бы отчасти вершишь судьбы других людей, то совсем не обязательно эти судьбы разрушать. Созидание и понимание — эти чер­ты более приличествуют «необыкновенному» человеку, чем пренебрежение к чужим жизням и готовность на все, даже на «кровь по совести».

Так что свою главную победу Порфирий Петрович одерживает именно тем, что своим поведением и жиз­ненными принципами демонстрирует недоработанность теории Раскольникова. В этом его главная заслуга и еще один аспект наказания для Родиона Романовича.

Таков он, пристав следственных дел, правовед Порфирий Петрович — один из самых приятных геро­ев романа «Преступление и наказание».