Сочинение на тему: «ПРЕСТУПЛЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ» Ф. М. ДОСТОЕВСКОГО КАК ЭТАЛОН СОЦИАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКОГО РОМАНА

«ПРЕСТУПЛЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ» Ф. М. ДОСТОЕВСКОГО КАК ЭТАЛОН СОЦИАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКОГО РОМАНА

Социально-психологический роман как литератур­ное произведение предназначен для того, чтобы сред­ствами художественного слова показать обычаи и нра­вы общества через его героев. То есть практически каждый герой социально-психологического романа яв­ляется типичным представителем общественного слоя, к которому он принадлежит. Общественное положе­ние, статус и обстоятельства диктуют психологию персонажа, закладывают в него взгляды и принципы, привычки и обычаи, речь и манеру одеваться. Персо­наж становится как бы миниатюрной моделью общест­венной группы, и через его взаимодействия с другими персонажами мы можем увидеть взаимоотношения це­лых сословий.

«Преступление и наказание» Ф. М. Достоевского — это произведение, которое является эталоном социаль­но-психологического романа. Вписываясь в данное ра­нее определение, он превосходно его подтверждает и иллюстрирует;

«Преступление и наказание» разворачивает перед нами целый ряд эпизодов из повседневной жизни пе­тербургского «дна». И при всей яркости и живости данных картин ни в коем случае нельзя говорить об их уникальности. Напротив, абсолютно все, с чем мы сталкиваемся на страницах произведения Достоевско­го, в бедных кругах петербургского общества было ве­щью совершенно обыденной. Это не слабое место рома­на, это — его сильная сторона, истинный фундамент его гениальности. Что неудивительно: эталону ни в ко­ем случае нельзя базироваться на чем-то уникальном. Само назначение его — быть образцом типичности.

Итак, перед нами более шестисот страниц учебно­го пособия по петербургским нравам девятнадцатого столетия. Носителями нравов являются, разумеется, герои романа. Каждый из них при всей уникальности и живости имел сотни аналогов в действительности. Невероятно, но факт: в «Преступлении и наказании» через каждого персонажа действует как бы вся сово­купность ему подобных. Их ведь множество было — раскольниковых и разумихиных, свидригайловых и мармеладовых.

В Родионе Раскольникове мы видим множество та­ких же, как он, полуголодных, нищих студентов, в луч­шем случае живущих на случайные заработки, а в худшем — идущих на преступление. Это именно те люди, в душах которых тлеют пожары грядущих пере­мен, навсегда изменивших Россию. Вот они — лихора­дочные, смелые нигилисты, питающиеся черствым хлебом, но зато спрашивающие у мира: «…вошь ли я, как все, или человек? Смогу ли я переступить или не смогу! Осмелюсь ли нагнуться и взять или нет? Тварь ли я дрожащая или право имею?» Это молодые люди, которые оказываются наедине с необходимостью тво­рить свою судьбу: им не на кого рассчитывать, кроме себя, у них нет точки опоры в лице сильной руки со­стоятельного родителя или влиятельного друга. И именно через образ Раскольникова прослеживается та судьба, которую они для себя уготовили. Одни, отдав­шись на волю размышлений о жизни, о несправедливо­сти, о морали, зачахнут в утлых комнатенках. Рас­кольников проходил через это: «По суткам не выходил и работать не хотел, и даже есть не хотел, все ле­жал…»; «Ночью огня нет, лежу в темноте, а на свечи не хочу зарабатывать. Я лучше любил лежать и думать…» Апатия заменила этим людям волю к жизни, и они окончательно выпадали из числа обладателей хоть ка­кого-нибудь будущего. Другие, отчаявшись найти иной способ существования, пойдут на преступление. Таких ждет каторга, ссылка в Сибирь — и снова: полное от­сутствие будущего. Третьи смогут подчинить себе юношескую жизненную энергию, заставить ее рабо­тать на себя. Эти выкарабкаются.

Именно таких молодых людей олицетворяет Разу­михин. Он порывистый и энергичный. Он волевой и решительный, его тоже сжигает пламя стремлений вперед, к лучшей жизни. Но в нем есть коренное от­личие от тех, кого олицетворяет Раскольников. Разу­михин готов достичь своей цели тяжким трудом. Он идет к переменам медленными, тяжело дающимися шагами, но цель неотвратимо приближается. Он зани­мается переводами с иностранных языков, готов от­крыть свое дело, он работает на свои стремления. Бы­ла ведь и такая молодежь! Впоследствии, когда эти люди находили себя в жизни, они становились, пожа­луй, лучшей частью общества — деловыми, уверенны­ми, напористыми.

«Преступление и наказание» очень хорошо пока­зывает взаимоотношения этих двух категорий людей. Разумихин опекает Раскольникова — и правильно де­лает. Мечтатели, которых некому поддержать и хоть немного направить на путь истинный, запутаются в хитросплетениях жизни, как муха в паутине. А отча­явшийся мечтатель, если его как следует не растор­мошить, вполне способен опустить руки и плыть по течению навстречу печальному финалу.

Отчаяние и отсутствие перспектив в жизни погуби­ли Семена Захаровича Мармеладова. Однажды он за­пил и покатился по наклонной плоскости. Ночевка на сенных барках, воровство у собственной семьи и — трагическая, нелепая смерть. Таких, как Мармеладов, тоже множество. Как это ни прискорбно сознавать, но им даже бороться за себя уже почти бессмысленно. Так и в наши дни спившийся человек — это человек пропащий. А в девятнадцатом веке и подавно. Марме­ладов ведь пытался вернуться к нормальной жизни, даже на службу пошел вновь. Но не хватило силы во­ли, и в результате — крах: «…ну-с, а на другой же день, после всех сих мечтаний… к вечеру, я хитрым об­маном, как тать в нощи, похитил у Катерины Иванов­ны от сундука ее ключ, вынул, что осталось из прине­сенного жалования, сколько всего уж не помню, и вот- с, глядите на меня, все!» Да, спившиеся люди очень редко способны победить себя и вернуться к семье, ра­боте, нормальной жизни.

Катерина Ивановна Мармеладова и Софья Семе­новна — это тоже яркие штрихи к портрету бедной ча­сти населения Петербурга. Одна из них — это прова­лившаяся на дно, благополучная некогда девица. Ныне, когда молодые годы уже потеряны, а старость ужасна в своей нищете и убогости, эта женщина сходит с ума от груза, свалившегося на нее. Такие, как она, — крик­ливые, злобные внешне, но все еще мягкие внутри ма­тери и жены обречены тянуть лямку вместо развесе­лых своих муженьков, дошедших уже до того, чтобы пропивать и без того скудное домашнее имущество. Другая — Сонечка. Великолепный, пронзительно-яркий обобщающий персонаж, показывающий нам тех девушек, которые во имя своих близких готовы на лю­бые жертвы. Если для того, чтобы хоть как-то прокор­мить смертельно больную мачеху, спившегося отца и не знавших почти ничего хорошего в своей жизни младших братьев и сестер, надо стать обладательни­цей позорного «желтого билета» — что ж, так тому и быть. Она могла бы гнуть спину на какой-нибудь ману­фактуре, могла слепить себя часами шитья, но Досто­евский на примере Сонечки Мармеладовой показывает нам, насколько ужасны бездны, в которые может при­вести самопожертвование. И ведь приводило! Сонеч­ка — это тоже совершенно обычный, взятый из жизни персонаж. Таких, как она, очень много.

Воистину, чудом миновала чаша сия Авдотью Ро­мановну — сестру Родиона Раскольникова. Только чу­дом она спаслась от кабального брака с Лужиным.

Лужин Петр Петрович является в «Преступлении и наказании» одним из отрицательных героев. Это бо­гатый, преуспевающий, не особенно битый жизнью че­ловек. В некотором роде он даже хозяин жизни, так как имеет деньги, а кроме них — готовность достичь желаемого любой ценой. Он называет себя рационалис­том, он не особо чистоплотен в средствах и из всех чувств считается только со своими, да и то не со всеми. Он отрицает все то, что относится к разряду человеко­любивых чувств, потому что «наука говорит: возлюби, прежде всех, одного себя, ибо все на свете на личном интересе основано. Возлюбишь одного себя, то и дела свои обделаешь как следует и кафтан твой останется цел». Короче говоря, Лужин — законченный эгоист. К сожалению, эгоист просвещенный, начитанный и об­разованный. А начитанность и просвещенность, данные эгоисту и подлецу, неспособны привести к добру. Для Лужина имеет значение только цель, которой надо до­стигнуть. Путь достижения может быть любым, потому что «так хочу я». Для эгоиста это — важнее всего. Лу­жин непременно хочет заполучить Авдотью Романовну. Значит, можно шантажировать Раскольникова, состря­пав выдуманную кражу Сонечкой лужинских денег. Это не идет вразрез с моралью, потому что мораль у Лужина одна: «Я хочу». А неудачи и промахи, кото­рые еще и уязвляют самолюбие Лужина, они только добавляют ему злости и яда. Ведь нарушается создан­ный для себя образ. Образ человека, который живет в ногу со временем, а поэтому может все.

Вторым отрицательным героем является Андрей Семенович Лебезятников. С некоторой долей иронии Лебезятников прозывается «прогрессистом». Да, имен­но таковым он и является. Это человек, которого Лу­жин считал «чрезвычайно пошленьким и простова­тым». И авторская характеристика, данная Андрею Семеновичу, тоже очень нелестная: «Это был один из того бесчисленного и разноличного легиона пошляков, дохленьких недоносков и всему недоучившихся само­дуров, которые мигом пристают к самой модной ходя­чей идее, чтобы тотчас же опошлить ее, чтобы мигом окарикатурить все, чему они же иногда самым искрен­ним образом служат». Мы находим в тексте романа примеры некоторых измышлений Лебезятникова. По большому счету, они смешны. Все эти коммуны с воль­ным браком — интерпретации на свой, обывательский, лад теорий Фурье и Дарвина; они карикатурны. Лебезятников смотрится нелепым паяцем на фоне Лужина. Тем более, что Петр Петрович даже здесь находит что-то для себя, для того, чтобы применить новомод­ных прогрессистов к созданию собственной карьеры. И, в общем-то, Лебезятников как раз из тех, чьими ру­ками загребают жар. Таких, как он, с удовольствием облапошивают, а они и рады — главное, чтобы на них обращали внимание и слушали. К чести Андрея Семе­новича, в нем еще осталось человеческое. Сумасброд­ное увлечение новомодным не смогло вытеснить в нем все благие чувства. Петр Лужин, так боявшийся «изобличения», получает его от того, от кого подобного поступка можно было ожидать в последнюю очередь (во всяком случае так казалось Лужину).

Наконец, третий «злой гений» «Преступления и наказания» — Аркадий Иванович Свидригайлов. Он — не карьерист и не прогрессист. Он — богатый человек, донельзя пресыщенный жизнью. Раньше Свидригай­лов был шулером, то бишь мошенником, затем он по­пал на крючок к своей супруге, Марфе Петровне, вы­купившей его из долговой тюрьмы, и был вынужден вести жизнь примерного супруга в деревне. Привык, прижился, «хозяином порядочным в деревне стал; ме­ня в околотке знают». Книги выписывал. В общем, Свидригайлов тоже отнюдь не темен, но прогресс он предпочитает пропускать стороной, а сам просто жи­вет и делает что хочет. Оттого и устал от жизни, пото­му и творил невесть что, не боясь и не стесняясь. По­тому и к Дунечке приставал, и Марфу Петровну бил. Ему просто было все равно. Безразличие к собствен­ным поступкам порождает их противоречивость. В ре­зультате, с одной стороны, Авдотью Романовну Свид­ригайлов преследует, но, с другой — он определяет в приюты и обеспечивает детей погибшего Мармела­дова. От скуки он готов полететь на воздушном шаре с неким Бергом или поехать на Северный полюс. Свидригайлову только одного нужно: «…всем человекам надобно воздуху, воздуху, воздуху-с… Прежде всего!» И закономерен его конец — выстрел в висок из ре­вольвера.

Лужин, Лебезятников и Свидригайлов олицетворя­ют собой три сложившихся в преуспевающем общест­ве типа. Первый — это карьеристы без страха и упре­ка, не считающиеся ни с кем эгоисты, лишенные даже намека на совесть. Воображая себя передовыми людь­ми, они готовы возводить свои прожекты буквально на крови и костях других людей. Это «деловые люди», акулы общества. Их пугает только одно: уронить себя в своих и чужих глазах, показаться слабыми. Ведь тог­да обязательно найдется кто-то, кто, сочтя свои зубы острейшими, и укусит, и растерзает. Второй тип — это люди, к которым подходит выражение «горе от ума». Точнее, ума там недостаточно, но в этом и заключается горе. Эти люди жадно впитывают в себя новые веяния, нисколько не утруждая себя их пониманием. Они го­рят абсолютно бесполезной жаждой деятельности, же­ланием изменить устаревший мир, но способов толко­вых придумать неспособны. Оттого и смотрятся в чу­жих глазах самой настоящей нелепицей. Все эти лебезятниковы — отличный материал для манипули­рования. Всего-то и надо: делать вид, что сочувству­ешь их взглядам на мир, на жизнь, что тоже готов ид­ти в ногу с прогрессом. И, наконец, третий тип — это богачи, которые уже настолько устали от жизни, что утратили всякое понимание отличий между злом и до­бром. Идя на поводу только собственных прихотей, они равно способны раздавать деньги бедным и преследо­вать своими домогательствами беззащитных девушек, отправляться на Северный полюс и избивать жен.

Также очень примечателен мимолетный, но значи­тельный образ могущественного покровителя Марме­ладова — того самого чиновника, который сперва уст­роил Семену Захаровичу протекцию на службу, а за­тем прогнал Катерину Ивановну. Он приблизительно вписывается в рамки того типа, который символизиру­ется Свидригайловым.

Таковы связи между каждым героем «Преступле­ния и наказания» и множеством реально живущих лю­дей. Эталонность данного романа как социально-психологического произведения заключается именно в том, что за конкретной ситуацией, рассматриваемой Досто­евским, хорошо видна общая схема, в которую можно уложить огромное количество прочих историй петер­бургских трущоб. Психология его персонажей — это

психология, характерная для тысяч людей. Она понят­на и замечательно перестраивается под любые другие обстоятельства. Любого из героев можно запросто представить в какой-нибудь другой коллизии.

Достоевский смог создать великолепную схему общественных отношений в Петербурге середины девят­надцатого столетия. Читатель, который захочет счи­тать себя человеком, понимающим те нравы, просто обязан внимательно ознакомиться с романом. Ибо для того, чтобы понять величину, нужен эталон. «Пре­ступление и наказание» таким эталоном, безусловно, является.