СОВРЕМЕННАЯ Н. В. ГОГОЛЮ ЧИНОВНИЧЬЯ РОССИЯ (по поэме «Мертвые души»)
Николай Васильевич Гоголь описывал современную ему чиновничью Россию в пьесе «Ревизор», повестях «Нос», «Шинель», «Записки сумасшедшего». Тема получила развитие и в поэме «Мертвые души». Свое новое произведение Гоголь создавал за границей, преимущественно во Франции и Италии, но, исписывая страницу за страницей, Николай Васильевич не мог избавиться от ощущения, что он находится на родине: «“Мертвые души” текут… свежее и бодрее… и мне совершенно кажется, как будто я в России: передо мною все наше, наши помещики, наши чиновники, наши офицеры…» Вдали от дома писателем были созданы образы чиновников столь типичные, что их правдоподобность не вызывала у современников никаких сомнений. Материал для своих творений Гоголь черпал в том числе и из личного опыта. С конца 1829 года Николай Васильевич в течение полутора лет занимал должность писца сначала в одном, а затем в другом петербургском департаменте. По его собственному признанию, чиновником он был плохим, но пережитые события, помноженные на острую наблюдательность и силу таланта писателя, позволили ему создать произведения, ставшие для потомков источником самых достоверных сведений и образцом реалистичных картин чиновничьей России Николая I, «одевшего в мундир и поставившего во фрунт всю империю».
В поэме «Мертвые души» портреты чиновников губернского города NN, в отличие от детально проработанных образов помещиков, выписаны несколькими мазками.
Перед нами губернатор — большой добряк, к тому же вышивающий по тюлю. Прокурор, прославившийся не служебным рвением, а густыми черными бровями.
Оба чиновника занимают важные государственные должности, но на служебном поприще себя никак не проявляют. К примеру, за прокурора все решения принимает его стряпчий — «первый хапуга в мире».
Гоголь знакомит нас с «речистым» почтмейстером, который, взяв в руки карты, сразу же стремится придать выражению своего лица крайне значимый и важный вид. И с чиновником Иваном Антоновичем, махровым взяточником, в совершенстве овладевшим искусством не замечать денежную купюру, «тотчас накрыв ее книгою».
На похоронах прокурора Чичиков подумал: «Зачем он умер, или зачем жил, один Бог ведает». Но мне кажется, что эти слова можно сказать в отношении всех без исключения чиновников. Бездуховный образ жизни позволил Гоголю сравнить их с эскадроном черных мух, налетающих на лакомые кусочки рафинада.
Служебные преступления чиновников наиболее полно отражены в «Повести о капитане Копейкине». Ветеран Отечественной войны 1812 года, оставшийся без руки и без ноги и поэтому не имеющий возможности работать, пытается получить пенсию для того, чтобы не умереть с голоду. Он ищет и не находит правды у высокопоставленного петербургского сановника. А тот просто издевается над Копейкиным — не решаясь взять на себя смелость отказать инвалиду, но, в то же самое время, не имея ни малейшего желания ему помочь, бросает ему равнодушно: «Приходите завтра».
Первоначальный вариант «Повести о капитане Копейкине» был запрещен к печати цензурным комитетом, и Гоголь вынужден был переделать повесть. «Это одно из лучших мест в поэме, и без него — прореха, которой я ничем не в силах заплатать или зашить. Я лучше решился переделать его, чем лишиться вовсе», — писал Гоголь своему другу. В результате внесенных правок безногий инвалид Копейкин имеет дело не с важным столичным сановником, а с мелким чиновником, к тому же он просит для себя значительных денег, в том числе на французские вина и посещение театра. В таком варианте прочли «Повесть о капитане Копейкине» современники писателя.
Вообще, отношения Гоголя с Московским и Петербургским цензурными комитетами складывались очень сложно и причиняли писателю сильные мучения. Цензоры возмущались аморальностью предприятия Чичикова, не принимая во внимание, что Чичиков — герой отрицательный и сам писатель его никак не оправдывает. Раздавались высказывания о недопустимой мизерности цены, которую аферист платит пусть за мертвую, но человеческую душу.
Словно предчувствуя эти нападки, Николай Васильевич еще в процессе работы над поэмой писал: «Велико мое творение, и не скоро конец его. Еще восстанут против меня новые сословия и много разных господ; но что ж мне делать! Уже судьба моя враждовать с моими земляками…»