Лирика
Евгений Евтушенко — одна из наиболее ярких фигур в русской поэзии второй половины XX века. В его творчестве отразились сила искреннего чувства, страстного желания вмешаться в жизнь, собственным опытом постичь ее сложности. По определению критика Е. Сидорова, «поэзия Евтушенко — это как бы кардиограмма времени, иногда искаженная неточностью поэтического инструмента, но всегда искренняя, честная. Его стихи, то и дело теряющие в гармонии, цельности эстетической оснащенности, нередко выигрывают в актуальности, злободневности».
В ранней поэзии Евгения Евтушенко значительное место занимают стихи о любви. В них звучит и робость, неуверенность в себе, и неясность чувства, заставлявшая подозревать, что оно ненастоящее («Ты большая в любви…»), и искреннее, глубокое обожание, и бережное отношение к любимой («Не понимать друг друга страшно…»), и первая любовная коллизия — переживания от разобщенности «близких душ» («Со мною вот что происходит…»). Написанное в 1957 году стихотворение «Со мною вот что происходит…» было посвящено Белле Ахмадулиной. В этом стихотворении лирический герой с предельной откровенностью говорит о том, что его волнует и заставляет страдать:
…чужих людей соединенность и разобщенность близких душ!
Любовь и дружба, чувства так необходимые лирическому герою, не могут принести ему полноты счастья и понимания, так как «старый друг» к нему не ходит, а вместо любимой «совсем не та ко мне приходит». Эта разобщенность людей в мире — причина грусти поэта и его одиночества. Тема одиночества промелькнет в стихотворении «Я комнату снимаю на Сущевской…», а потом в стихотворении «Не надо…» Оно одновременно и разговор с самим собой и монолог, обращенный к любимой. Рефрен «не надо…», повторяющийся в начале каждой строфы, вносит дисгармонию в звучание стихов и тем самым подчеркивает дисгармонию отношений, то есть разобщенность героя с любимой. С годами к поэту придет более полное и глубокое понимание чувства любви. Одним из лучших
стихотворений любовного цикла конца 60-х годов стало стихотворение «Когда взошло твое лицо…» Здесь резко меняется понимание сущности любви. Если несколькими годами раньше она казалась всего лишь «соединеньем» близких душ, то ныне за любовь принимается другое («Я понимаю — этот страх и есть любовь»). В этих стихах возникает образ любимой женщины, наделенной детской доверчивостью и мужской выдержкой, и мужеством, и юношеской порывистостью, и увлеченностью, и долготерпением. К таким жизнь не бывает покладиста и добра. С такими в жизни трудно, но надежно:
Живу я тревогой и болью двойной.
Живу твоим слухом, твоим осязаньем,
Живу твоим зреньем, твоими слезами,
Твоими словами, твоей тишиной.
Мое бытие — словно два бытия.
Два прошлых мне тяжестью руки согнули.
И чтобы убить меня, нужно две пули:
Две жизни во мне — и моя, и твоя.
Образ любимой усложняется в другом стихотворении («Ты начисто притворства лишена…») В нем поэт отрешается от внешних обстоятельств судьбы любимой женщины и целиком уходит в область психологии любви. Побег из прошлого и расплата с ним — это еще не победа любви: «И я был просто первым, на кого ты, убегая, в темноте наткнулась». Истинный драматизм характера любимой раскрывается после и именно во внутренней сфере, в психологии:
И вроде ты со мной, и вроде нет.
На самом деле я тобою брошен.
Неся в руке голубоватый свет,
По пепелищу прошлого ты бродишь.
Что там тебе? Там пусто и темно!
О, прошлого таинственная сила!
Ты не могла любить его само,
Ну а его руины — полюбила.
Могущественны пепел и зола.
Они в себе, наверно, что-то прячут,
Над тем, что так отчаянно сожгла,
По-детски поджигательница плачет.
Одно из лучших созданий любовной лирики Евгения Евтушенко — его «Заклинание», которое можно поставить в ряд с выдающимися произведениями этого жанра в русской поэзии. Достоинство и благородство, с которыми выражено чувство в этом стихотворении, удивительно органично соединились с широким и свободным распевом стиха и строгой кольцевой композицией. Глубокое лирическое волнение все нарастает, нарастает с каждой строкой, чтобы достичь кульминации в последнем вздохе, в последней мольбе:
Молю тебя — в тишайшей тишине, ,
Или под дождь, шумящий в вышине,
Или под снег, мерцающий в окне,
Уже во сне и все же не во сне —
Весенней ночью думай обо мне И летней ночью думай обо мне,
Осенней ночью думай обо мне И зимней ночью думай обо мне.
С. Владимиров отмечал: «Пожалуй, русская поэзия не знала такой степени, такого уровня откровенности в стихе, такой энергии самораскрытия, как в творчестве Евтушенко. Весь мир как бы сосредоточивается, переносится в душу поэта, все воспринимается только в качестве его собственного эмоционального состояния.
При этом ничто не выпадает, не выносится за пределы этого мира. Недаром возникают упреки в чрезмерном самомнении, нескромности. И действительно, может показаться, что поэт чересчур сосредоточен на себе. Но в этом-то и суть его поэтической позиции, источник правды, реальности его стиха, как бы ни представлялись порой сентиментальны его чувства, несдержанной увлеченность, самозабвенным погружение в переживание минуты».
Лирика Евгения Евтушенко выходит за пределы нравственного самовыражения. Поэт внимателен к жизни, его пытливый ум и зоркий глаз видят все вокруг. Интерес к людям, поиски характеров проявляются уже в самой ранней лирике Евтушенко. Поэт углубляется в область личной жизни окружающих его людей и Видит, что у каждого есть свои мечты и свое горе, свои праздники и свои будни, свои надежды и разочарования — у каждого своя судьба. Формула «Людей неинтересных в мире нет» была заявлена в 1960 году как первый итог наблюдений. Это стихотворение обращено к тем людям, которых принято называть простыми:
Людей неинтересных в мире нет Их судьбы, как истории планет,
У каждой все особое, свое,
И нет планет, похожих на нее.
А если кто-то незаметно жил И с этой незаметностью дружил,
Он интересен был среди людей Самой неинтересностью своей.
Евтушенко видит в каждом человеке свой неповторимый мир и беспокоится о том, чтобы мы как можно больше знали друг о друге, в том числе и о самых близких. «Тайный личный мир» остается закрытым и неведомым для окружающих людей, и смерть каждого человека — непоправимая утрата:
И если умирает человек,
С ним умирает первый его снег,
И первый поцелуй, и первый бой.
Всё это забирает он с собой…
Таков закон безжалостной игры,
Не люди умирают, а миры.
Людей мы помним, грешных и земных…
А что мы знали, в сущности, о них?
Уходят люди… Их не возвратить.
Их тайные миры не возродить.
И каждый раз мне хочется опять От этой невозвратности кричать.
Евгений Евтушенко пришел в поэзию с ощущением мятежной роли поэта. Еще до «Мастеров» Вознесенского он провозгласил: «Большой талант всегда тревожит и, жаром головы кружа, не на мятеж похож, быть может, а на начало мятежа». Но прошло несколько лет, как в полном противоречии с первоначальными декларациями поэт высказался: «Хочу я быть немножко старомодным — не то я буду временностью смыт…» Тема поэзии звучит во многих произведениях Евтушенко (поэма «Братская ГЭС», цикл стихов о Севере, стихотворение «Долгие крики»). В стихах северного цикла Евтушенко не раз задает вопрос — нужна ли его поэзия народу, настоящее ли все то, что осталось позади, — многолюдные вечера, успех, большие тиражи книг, споры вокруг его имени? Стремление быть услышанным своим народом остро и пронзительно звучит в стихотворении «Граждане, послушайте меня…», написанном в 1963 году. На пароходе, в толпе пассажиров его потрясает полный смятения и боли, мучительный крик в начале песни: «Граждане, послушайте меня…» Слова эти звучат как мольба о помощи, стремление преодолеть человеческое равнодушие к чужой мольбе. Но поэту трудно достучаться до чужих сердец. Он одинок, и его страдание выливается в мучительные строки:
Страшно, если слушать не желают.
Страшно, если слушать начинают.
Вдруг вся песня, в целом-то, мелка,
Вдруг в ней все ничтожно будет, кроме Этого мучительного, с кровью:
«Граждане, послушайте меня…»?!
В своей статье «Воспитание поэзией» Евгений Евтушенко писал: «Стать поэтом — это мужество объявить себя должником. Поэт в долгу перед теми, кто научил его любить поэзию, ибо они дали ему чувство смысла жизни… Поэт в долгу перед потомками, ибо его глазами они когда-нибудь увидят нас». Убежденность в особой роли поэта в России с особой силой звучит в «Молитве перед поэмой» («Братская ГЭС»). Вступление к поэме содержит целый ряд характерных для творчества Евтушенко тем и мотивов: тема гражданского служения поэта, его особой роли в России — роли народного глашатая и пророка, связывающего своим творчеством прошлое, настоящее и будущее; мотив сомнения в своих силах, критическое отношение к своим способностям. Наконец, «молитва», обращенная к семи крупнейшим русским поэтам, по сути своей представляет собой манифест, поэтическую программу Евтушенко. Начиная «Пушкинский перевал» с самоуничижения перед именами Пушкина и Грибоедова, Евтушенко ведет мысль к характеру художника, к тому, «что «гений тоже слабый человек», но силою характера преодолевший свою слабость. И вот тут-то обозначается крупная цель: учиться у гениев преодолению слабостей: «Чтоб нас не утешали параллели, когда толкают слабости в провал, чтоб мы смогли, взошли, преодолели — пушкинский открылся перевал…».
В «Молитве перед поэмой» Евтушенко подводит итог всему, что случилось прежде, смиренно становясь на колени, просит помощи у великих российских поэтов… Обращаясь к Пушкину, Евтушенко просит дать ему его певучесть и способность «глаголом жечь сердца людей», к Лермонтову — его желчный взгляд на жизнь, к Некрасову — дать боль его иссеченной музы, к Блоку — дать вещую туманность, к Пастернаку — чтобы его свеча вовеки горела, к Есенину — дать на счастье его нежность, к Маяковскому — дать грозную непримиримость, чтобы и он, поэт Евтушенко, прорубаясь сквозь время, мог сказать о нем товарищам-потомкам. Самое замечательное в этой «Молитве» то, что Евтушенко чуть ли не первым из поэтов его поколения выразил только что обозначившуюся тенденцию поворота к классике, к традициям русской литературы.
Сегодняшнее творчество Евгения Евтушенко многообразно. В последние годы поэт обращается к самым различным вопросам современности. «Нелегкий талант» гражданственности накладывает большую ответственность за действенную силу слова. Свое единство с судьбой России Евтушенко выразил в стихотворении «Что я скажу тебе, Россия?»:
Чем помогу тебе, Россия?
Да и возможно ли помочь той, что от власти не впервые поэтов мудро гонит прочь?
Россия — женский образ Бога.
Твои хлеба — мои хлеба.
Твоя печаль — моя тревога.
Твоя судьба — моя судьба.
(1997)
«Природа творческой натуры Евтушенко не дает ему возможности покоя и мудрой взвешенности суждений. Он обгоняет себя на каждом повороте жизни, причем замечательно, что это свойство не проходит с годами… Какая-то вечная, быстроногая и легкодумная юность клокочет внутри, создавая характер уникальный, очень обаятельный, но и раздражающий своим нежеланием остановиться на чем-нибудь главном.
Критик Лев Аннинский точно подметил однажды: «Подробности быта светятся у Евтушенко как бы самостоятельным светом, так что иногда пропадает связь подробностей с целым, и сама необязательность красок становится здесь поэзией». «Необязательность» подробностей, становящихся поэзией, характерна для поэта и по сей день. Бытовые детали, мастерски освоенные стихом, придают его произведениям теплоту и обаяние, которые усиливаются, когда деталь подсвечена юмором…
Евтушенко — поэт очень русский, продолжающий демократические традиции некрасовской музы и ораторского стиля Маяковского. Он немало сделал в области формы, освежив рифму, придав стиху живую пластичную интонацию разговорной речи» (Евгений Сидоров).