СТОЛЕТИЕ МАРКЕСА
В ХХ-веке мир узнал латиноамериканскую литературу. Колумбиец Габриэль Гарсиа Маркес оказался самым популярным и любимым из всех «новых имен». Почему именно этому писателю выпала столь громкая слава, в чем феномен «фантастического реализма» и как разгадать загадки романа «Сто лет одиночества»? На эти вопросы пытаются найти ответы профессионалы литературоведения и просто любители хорошего чтения.
Новаторы в плане поэтики, проблематики и стиля, латиноамериканские писатели буквально ворвались в мировую литературу: Жоржи Амаду, Хорхе Луис Борхес, Хулио Картасар, Алехо Карпентьер — творчество этих авторов получило известность далеко за пределами их родных стран и континентов. Во многом пресыщенные эстетически, читатели второй половины XX века заинтересовались экзотической обстановкой, на фоне которой кипят вечные страсти, происходят политические перевороты, разворачиваются гражданские войны, и с удивлением обнаружили духовные метания героев, столь созвучные их собственным. Все это и обусловило популярность писателей-латиноамериканцев, внезапную лишь на первый поверхностный взгляд. И если бы Габриэль Гарсиа Маркес написал все, что написал, кроме романа «Сто лет одиночества», он заслуженно встал бы в поистине авторитетный ряд вышеназванных авторов. Но роман есть, и он поднял своего автора на недосягаемые высоты в литературе XX века.
«Сто лет одиночества» — произведение культовое: его читают, перечитывают, расшифровывают, любят.
Создавая историю рода Буэндиа, вплетая ее в наполненную драматизмом и экзотикой реальную историю «собирательного» города Макондо, привнося в нее фантастические и фантасмагорические ситуации и события и окутывая все это яркой мифологической аурой, писатель вышел на абсолютно наднациональную и глобально общечеловеческую проблематику, волнующую всех без исключения читателей, мыслящих и чувствующих людей. Маркес, что называется, «поймал за хвост» самый дух времени с его дефицитом любви и настоящего чувства. Он показал историю рода, который держится на стабильных семейных отношениях, где каждый выполняет свою определенную семейную задачу, материальную функцию и по-своему дополняет «родовой организм», зиждущийся на отсутствии любви. Как только появляется любовь, герои разрушают род и в итоге оказываются последними его представителями. И вот он, главный парадокс романа и открытие Маркеса: мир не может выжить без любви — любовь не может выжить в мире. Истинность этой «формулы» человек XX века, переживший мировые войны, ощутивший кризис веры в себя и свои силы перед лицом неизбежности, почувствовавший распад внутренних семейных связей, плененный собственным одиночеством, волей-неволей доказывал себе многократно, но «документальное» подтверждение тому получил именно в романе «Сто лет одиночества». Чутьем журналиста, умеющего улавливать остроту момента, и писателя, зрящего в корень и сосредоточенного на глобальном, Габриэль Гарсиа Маркес почувствовал, за какую психологическую нить современного человека нужно потянуть, чтобы сплести верный узор. Не случайно автор признавался в самом факте озарения, в результате которого он и увидел весь свой будущий роман. «На руку» здесь сыграло и впитанное им с детства знание мифологической картины мира. Ведь люди — как и герои Маркеса — всегда отталкиваются от мифа, но к мифу в конечном итоге и возвращаются. Читатель XX века чувствует правду писателя и поэтому завороженно внимает его увлекательному повествованию в поисках надежды на счастливый исход. И удивительным образом, показывая гибель рода, которому «не суждено появиться на земле дважды», Маркес все-таки дает читателю столь важную для него надежду надежду на то, что, избавившись от одиночества, столетие можно повторить.