АКУТАГАВА РЮНОСКЭ: «МУКИ АДА»
«Пиши, покуда хватит сия! Если не напишешь сейчас, то уже никогда не напишешь!» — восклицал Акутагава в горячечном стремлении ухватить в деталях и запечатлеть в подробностях бесконечно изменчивый мир, проносящийся бурным потоком через восприимчивую писательскую душу.
«Человеку, не испытавшему ничего подобного, не понять того состояния разума, которое зовется одержимостью творчеством. Не понять строгого в своем величии духа художника. А между тем именно в такие мгновения взору писателя открывается Жизнь, очищенная от всего наносного и сверкающая, подобно только что родившемуся кристаллу», — вспоминали друзья Акутагавы Рюноскэ.
Он действительно был одержим писательством. Не будучи в силах справиться с физически невыносимыми муками творчества и человеческим одиночеством, едва дотянув до тридцати пяти, Акутагава принял смертельную дозу веронала. До этого он сутками не вставал из-за письменного стола, и даже в день смерти в окне его кабинета допоздна горел свет — он работал над рукописью, а утром был найден мертвым.
Замечательный писатель, японист Аркадий Стругацкий пишет об Акутагаве: «Рюноскэ Акутагава не стоял на бастионах осажденного города, как Лев Толстой; не поднимал голос в защиту справедливости, как Эмиль Золя; не сражался за революцию, как Ярослав Гашек. Он вел размеренную и довольно бестолковую жизнь японского литературного мэтра: по обусловленным дням принимал в своем кабинете литературную молодежь; посещал многочисленные банкеты; коллекционировал старинные картины и антиквариат; ссорился с издателями из-за гонораров; совершал лекционные поездки по стране; редактировал хрестоматийные сборники. В 1921 году он в первый и последний раз в жизни побывал за границей — по заданию редакции «Осака майнити» пропутешествовал по Китаю и по Корее. Великое землетрясение 1923 года, опустошившее пять префектур, в том числе и столичную, не произвело на него видимого впечатления: во всеуслышание он скорбел только о том, что в чудовищных пожарах погибло много бесценных произведений искусства. Что еще? Как и многие другие литературные мэтры, он был неважным семьянином, хотя родил трех сыновей. Страдал от нервного истощения, от каких-то болезней желудочно-кишечного тракта, от ослабления сердечной деятельности и лечился на курорте Ютака. И он непрерывно, бешено работал».
Акутагава Рюноскэ жил в период, когда японская интеллигенция открывала для себя мир, который был открыт для нее после нескольких столетий изоляции страны То- кугавским сегунатом. Писатель прекрасно знал мировую литературу: в творчестве Рюноскэ можно найти влияние французских символистов, провести параллели и ассоциации с Толстым, Чеховым, Мопассаном, Франсом. В сборниках рассказов Акутагавы Рюноскэ мы отыщем аллюзии на повести Гоголя «Нос» и «Шинель»: японский Акакий Акакиевич мечтает о бататовой каше, но, съев ее, понимает, что больше никогда в жизни не прикоснется к ней; главный герой акутагавинского «Носа» ищет смерти, когда ощущает свой нос обычным, и живет в полной гармонии с миром, когда узнает, что его нос снова самый выдающийся в округе.
Рюноскэ в своем творчестве заглянул в темный мир человеческой души и показал, что человеческая природа осталась неизменной со времен создания мира. Свое творческое и жизненное кредо Акутагава Рюноскэ сформулировал так: «Чтобы сделать жизнь счастливой, нужно любить повседневные мелочи. Сияние облаков, шелест бамбука, чириканье стайки воробьев, лица прохожих — во всех этих повседневных мелочах нужно находить высшее наслаждение. Но ведь те, кто любит мелочи, из-за мелочей всегда страдают. Лягушка, прыгнувшая в заросший пруд в саду, нарушила вековую печаль. Но лягушка, выпрыгнувшая из заросшего пруда, может быть, вселила вековую печаль… Так и мы — чтобы наслаждаться самым малым, должны страдать от самого малого. Чтобы сделать жизнь счастливой, нужно страдать от повседневных мелочей. Сияние облаков, шелест бамбука, чириканье стайки воробьев — во всех этих повседневных мелочах нужно видеть и муки ада».