Сочинение на тему: ЭПОХА ПЕТРА I В РОМАНЕ А. Н. ТОЛСТОГО «ПЕТР ПЕРВЫЙ»

ЭПОХА ПЕТРА I В РОМАНЕ А. Н. ТОЛСТОГО «ПЕТР ПЕРВЫЙ»

Исторический роман А. Н. Толстого «Петр Первый» охватывает довольно протяженный период истории России — начиная со смерти царя Федора Алексеевича и заканчивая сражением под Нарвой. Это был трудный период в жизни русского государства — переход от давних, устоявшихся жизненных принципов к новому образу жизни. Смело можно сказать, что именно в это время Русь окончательно стала Россией.

Как и любая эпоха перемен, данный период стал настоящим испытанием для страны и всего народа. Ис­пытанием необычайно сложным, но крайне необходи­мым. Россия, закоснелая в патриархальном жизненном укладе, исчерпала возможности для дальнейшего раз­вития, увязла в застое, лишилась прогрессивного эле­мента своего существования. Ограниченные, не интересующиеся государственными делами бояре задавали тон во всеобщей симфонии отупения. Для них, влия­тельных людей страны, нормальным было сидеть у царского трона и «думать» — то есть просто ничего не делать. Естественно, что при таком состоянии пра­вящей верхушки ничего хорошего в низах быть не мог­ло, и не было.

Крестьяне и рабочий люд, раздавленные налогами и поборами, стремительно беднели и разорялись. Мно­гие из них вынуждены были просить милостыню, а те, кто был поотчаяннее, брали в руки кистень и выходи­ли на дороги разбойничать, грабить проезжий люд, не разбираясь, кто побогаче, кто такой же нищий, как они сами. И отнюдь не только крестьяне становились разбойниками, иногда даже дворяне не гнушались по­добным способом добычи средств к существованию. Как, например, рассказывал Василию Волкову Михайла Тыртов: «Двадцать пять человек дворовых снаря­жены саблями и огневым боем у Степки-то Одоевско­го… Народ отчаянный… Он их приучил: больше года не кормил, — и только выпускал ночью за ворота искать добычи… Волки…»

Таким образом, страна входила в период между­царствия измученной и разваленной. Надо учитывать, кроме того, что смена правителя — это трудное испы­тание даже для сильной и процветающей державы. Тем более, когда наследники еще совсем дети. И Федор Алексеевич еще не успел испустить дух, а бояре уже обсуждали, кому из двух малолетних царевичей стать самодержцем.

В той, старой, России иностранцы еще не были в почете, скорее даже наоборот. За их деловую хватку, за умение в любой ситуации извлечь личную выгоду, даже просто за другой внешний вид русские ненавиде­ли пришельцев из Европы. «Немцы всем завладели. Ныне уж и лен, и пряжу на корню скупили. Кожи ску­пают, сами мнут, дьяволы, на Кукуе… Бабы наших, слабодских, «башмаков нипочем покупать не хотят, а спрашивают немецкие…» Ситуацию отражали слова купца Воробьева: «Мы, то есть Воробьевы, — ска­зал, — привезли на ярмарку в Архангельск шелку-сырца. И у нас, то есть немцы, — сговорились между собой, — того шелку не купили ни на алтын». До купцов, все еще торгующих по старинке, еще не успели дойти законы рынка, которые Европа уже знала и ис­пользовала. Они не умели делать деньги так, как нем­цы или англичане. Обладая огромным потенциалом, страна просто не понимала, как им распорядиться. Со­вершенно естественно, что за нее стали распоряжаться другие. Эти другие, то есть европейцы, вели себя в варварской стране по своим правилам: вытесняли ме­стных торговцев, подчиняли торговлю себе. Но винова­та в этом была сама Россия, не успевавшая за стреми­тельным прогрессом и из-за своей отсталости позво­лявшая над собой подобные эксперименты.

Еще одной страшной угрозой для тогдашней Рос­сии была, как ни странно и дико это звучит, ее армия. Со стрельцами нужно было считаться. Ведь они пред­ставляли настоящую армию и могли взяться за ору­жие. Стрелецкий бунт мог иметь вполне предсказуе­мые последствия: за непродолжительное время вос­ставшие были способны буквально утопить в крови Москву, да заодно и все государство. Понимая, что стрельцы являются чуть ли не единственной настоя­щей силой в находящейся на распутье державе, многие знатные люди хотели бы привлечь их на свою сторону. И неудивительно — поставив стрельцов под свои зна­мена, можно было бы навести в державе свой порядок и добиться настоящей, неограниченной власти. А по­просту — стать царем.

И бунт происходит: «Пошумели стрельцы. Истре­били бояр: братьев царицы Ивана и Афанасия Нарыш­киных, князей Юрия и Михайлу Долгоруких, Григория и Андрея Ромодановских… и других — похуже родом. Получили стрелецкое жалованье — двести сорок ты­сяч рублей, и еще по десяти сверх того рублев каждому стрельцу наградных… Приев и выпив кремлевские запасы, стрельцы разошлись по слободам, посадские — по посадам. И все пошло по-старому. Ничего не случи­лось». Но ведь именно самое страшное — то, что даже буйство стрельцов, проливающих кровь, ничего не ме­няло в застойном пруду русской державы. Перемены коснулись только одного — над двумя малолетними царями стала правительницей Софья.

Дополнительной проблемой в стране был религиоз­ный раскол. В те времена учение протопопа Аввакума еще пользовалось большим влиянием: слишком много было людей, успевших пожить в период, когда крести­лись двуперстием и совсем по-другому воспринимали религию. И, кстати, значительно хуже относились к иностранцам. Все новое и непонятное старообрядцы приписывали проискам антихриста. Так что если бы они смогли вернуть себе прежнее влияние, то ничего хорошего из этого бы не получилось.

Казалось, уже ничто не способно пробудить Россию от ее многовековой спячки. И что ни один правитель не заставит ее изменяться, не сделает страной, с мнением которой придется считаться развитой Европе.

Уж тем более, неподходящей кандидатурой на роль лидера (говоря современным языком), способного вы­вести страну из застоя, казался царь Петр. Он вообще был непонятен для многих. И своей дружбой с кукуевскими немцами, и военными забавами с «потешными». К будущему самодержцу не относились всерьез. На­верное, именно поэтому в результате Петр сумел взять власть в свои руки и распорядиться ею так, как до это­го на распоряжался никто.

Потешные войска — на этом моменте в жизни Пет­ра стоит немного остановиться. Данную забаву молодо­го царя считали полной блажью русские, но очень се­рьезно к ней относились иностранцы, немцы из Кукуевской слободы: «Погодите, дайте нам год или два сроку, у царя Петра будет два батальона такого вой­ска, что французский король или сам принц Морис Саксонский не постыдится ими командовать…» Ино­земцы оказались прозорливее. Потешные войска ста­новились не только все более обученными и умелыми, но и количественно выросли до двух полков — Преоб­раженского и Семеновского. Наконец, Голицын в разго­воре с царевной Софьей вынужден признать, что стрельцы — не чета этим войскам.

Осознав, что Петр из шута вдруг превратился в че­ловека, с которым надо считаться, его недруги начали борьбу с молодым царем весьма обычными для Руси методами — снова подговаривался к бунтам народ, опять готовились покушения и копились силы для того, чтобы при необходимости взять Преображенское штурмом. Конфронтация царя Петра и царевны Софьи достигла своей критической точки.

В результате Софья все-таки проиграла. Стре­лецкие полки уходили. Даже неподкупный и суро­вый Гордон покинул Кремль и ушел с развернутыми знаменами под барабанный бой к царю Петру. И это был сильнейший удар по могуществу правящей ца­ревны, которое на тот момент заметно ослабло. Про­шло совсем немного времени, и царевна обосновалась в Новодевичьем монастыре, а ее соратники оказа­лись на дыбе.

Именно с этого момента и ведет отсчет собственно петровская эпоха, потому что теперь Петр Алексеевич станет менять страну, силой вытягивая ее из болота закоснелости. Он осмелится нарушить порядки, за ко­торые страна держалась веками. Он поставит государ­ство над пропастью, но сумеет удержать его от паде­ния. Многим будет казаться, что страна под его нача­лом рухнет, но вместо этого она возвеличится.

Реформы, проводимые Петром, не на шутку встрево­жили его окружение, ожидавшее, что царь остепенится, сев на престол. Во-первых, он сделал так, что люди ста­ли цениться не по происхождению, а по заслугам. Пусть недолго продержалось это хорошее правило, но все-таки оно было. Ивашка Бровкин — один из героев романа — является примером такого отношения к людям. Несмот­ря на его гонор и пронырливость, царь Петр видел в нем надежнейшего поставщика, никогда не позволявшего се­бе прислать рабочему люду гнилой хлеб.

Во-вторых, царь заставил бояр, разумеется, на сво­ем примере, жить «по-европейски». Учил их всяким «политесам» и этикету, заставлял брить бороды, оде­ваться в немецкое платье. Естественно, такому сразу Не научиться, это должно быть чуть ли не врожденным. В результате для иностранца русские в плохо сидев­ших камзолах, в старомодных, огромных, напудренных париках казались смешными. Но зато для своих они были людьми, которых силой заставили идти в ногу со временем, особенно старшее поколение. Зато новое вос­приняло перемены в быту чуть ли не с восторгом. Де­вушки охотно переодевались в платья иноземного фасо­на, учились этикету и танцам. Они испытывали к тому же большое удовольствие — они могли ездить с визита­ми к своим подругам. И больше не надо было безропот­но сидеть за пряжей, терпеливо ожидая, пока родители отыщут жениха.

В допетровскую эпоху учеба за границей была ве­щью необычной. Отправлялись в другие страны осваи­вать премудрость в основном те, кому в обыденной жизни не светило достичь важных должностей. И, вер­нувшись, они не становились намного нужнее.

Но Петр изменил не только устоявшиеся бытовые нормы — он реформировал государство. А значит, ему требовалось большое количество людей, знающих са­мые разные науки. Ему были нужны математики и на­вигаторы, архитекторы и кораблестроители. И прихо­дилось боярам, да дворянам расставаться со своими ненаглядными чадами, отпускать их в жутковатые сво­ей непохожестью на родину европейские страны. И уже там, насмотревшись на прогрессивный мир, по­пробовав его прелести, научившись полезным знаниям и навыкам, петровские птенцы возвращались в Рос­сию, чтобы менять ее к лучшему.

Петр предпринимает попытки отвоевывания для дер­жавы новых плацдармов, то есть выходов к морю. Если строится флот, значит — море необходимо, причем же­лательно, такое, на котором страна будет господствовать. Не сразу ему это удается. Вначале состоялся неудачный поход на Азов, а позднее были первые поражения в вой­не со шведами, например неудачный штурм Нарвы. Но потом Петра ждут победы, так как он использует все ресурсы страны, чтобы добиться цели. Турция отступит, шведы потеряют Нарву, а впоследствии под Полтавой (что уже не отражено в романе А. Н. Толстого) их постиг­нет жестокое поражение, в результате которого Россия станет державой европейского значения.

Нелегкой ценой даются царю подобные успехи. Чи­таем строки, написанные современником Петра и при­веденные автором в романе: «Стал не мир, а кабак, все ломают, всех тревожат…» Действительно, Петр мог пе­релить церковные колокола на пушки, возвысить без­родного, мог носиться вместе со Всепьянейшим Собо­ром по Москве и бесчинствовать так, что порой кровь в жилах стынет от описаний.

Эти пьяные разгулы Петра, его поясничанье дали почву для проповедей раскольников. Фанатично веру­ющие старообрядцы священники твердо объявили царя антихристом. Были самосожжения людей старой веры, было бегство в отдаленные лесные скиты, к суровым старцам, которые хранили верность былым устоям. Не все «святые», правда, могли зваться честными. Бы­вали среди них и сумасшедшие, вроде описанного в ро­мане отца Нектария. Но люди к ним все равно шли, по­тому что старцы были понятнее и привычнее. Образно говоря, под напором молодой России старая Русь вы­нуждена была хоронить себя в лесных дебрях.

Наконец, следует сказать о самом, пожалуй, значи­тельном событии, деянии эпохи Петра Первого. Таким можно считать основание и строительство Санкт-Петер­бурга, города, часто именуемого Северной Пальмирой. «Тысячи рабочих людей, пришедших за тысячи верст, перевозились на плотах и челнах на правый берег Невы, на остров Койбу-саари… Сюда, на край земли, шли и шли рабочие люди без возврата. Перед Койбу-саари — на Неве — на болотистом острове Янни-саари, в сбереже­ние дорого добытого устья всех торговых дорог русской земли, — начали строить крепость в шесть бастионов». Многие правители закладывали города, но совсем немно­гие из этих городов предназначались сразу на роль цент­ра, столицы страны. И Петербург, возведенный на боло­тистых землях на самой границе с Чухонией, встал в ря­ды прекраснейших городов мира.

Таким образом, изображенная А. Н. Толстым эпоха Петра, не лишенная противоречий, а порой и непри­глядности, предстает перед читателем в истинном своем величии. Вместе с героями романа мы не просто пони­маем, но лично переживаем время грандиознейших пе­ремен, время перерождения российского государства.