МОСКВА В РОМАНЕ М. А БУЛГАКОВА «МАСТЕР И МАРГАРИТА»
«Город чудный, город древний».
А. С. Пушкин
Насколько фантастично главное произведение М. А. Булгакова, настолько и место действия романа преломлено призмой необычайности, хотя любой москвич без труда опознает свой город, а при желании сможет даже совершить экскурсию по местности, соответствующей многим из эпизодов романа. Но все-таки Москва «Мастера и Маргариты» — это совсем не та столица, которая привычна миллионам ее обитателей.
Вряд ли в Москве настоящей оставлено хоть немного места для чудес. Во все времена здесь слишком стремителен темп жизни, слишком людно, чересчур тесно. А также грязновато, шумно, и вообще атмосфера огромного города к мистике не расположена. Так обстоят дела сейчас, и точно так же было в то время, когда профессор Воланд появился на Патриарших прудах.
Именно с этого момента следует начинать прогулку по совершенно другой, но все-таки той же самой Москве. Ведь с появлением Воланда, а никак не раньше, начинаются невероятные, сверхъестественные метаморфозы города. Они прорываются из унылой, кирпично-брусчатой плоти столицы яркими вспышками и заставляют замирать от восхищения, а не страха, пусть себе и выглядят некоторые чудеса довольно жутко.
Итак, Воланд появляется на Патриарших прудах. И город послушно подстраивается, создает подобающие декорации для персонажа. Или даже не для персонажа, а для режиссера. Иностранец в дорогом сером костюме не разменивается на актерство в представлении чужой пьесы — он творит свою. Москва становится театром, ожидающим премьеры феерического действа, какового не происходило здесь с самого момента основания города.
Видано ли такое, чтобы в жаркий летний день никто не соизволил бесцеремонно вторгнуться в замкнутость разговора Берлиоза, Ивана Бездомного и Воланда, чтобы никто не захотел посидеть на скамеечке возле них? В Москве настоящей — никогда. Но Булгаков показывает нам иную, волшебную Москву. Так что желаемое достигнуто и героям уже не помешает чей-нибудь пивной дух или развязная навязчивость. Даже ненавязчивое присутствие случайного усталого, измученного жарой горожанина им не грозит. Это хорошо, ведь негоже, чтобы к вершению судеб имел доступ посторонний. В результате — «во всей аллее, параллельной Малой Бронной улице, не оказалось ни одного человека». И в уединении, без свидетелей, Воланд оборвал нить жизни председателя МАССОЛИТа, а одного из членов этого объединения заставил сильно измениться, точнее — подтолкнул к изменению.
Романная Москва упорно не желает оставаться просто описанием, она будто бы просится наружу из тесноты строчек. Выдуманный город поражает своей достоверностью. Читатель с богатым воображением наверняка воспринимает Москву «Мастера и Маргариты» зрительно. Более того, он чувствует ее запахи, слышит ее звуки и голоса ее жителей, он осязает жару и чувствует безумие той грозы, которая приходит в город перед тем, как Воланду настает пора его покинуть. Режиссер великолепного спектакля освобождает сцену для новых пьес и наводит порядок — вплоть до влажной уборки.
Как и полагается уважающему себя городу, Москва Булгакова хранит в своих закромах легенды, воспоминания, сплетни. Дом Грибоедова славится тем, что его домовладелицей была тетка знаменитого писателя. То есть была или нет — неведомо. Неизвестно даже, была ли вообще у Грибоедова тетка. Но зато находится человек, заявивший: «Вот во втором этаже, в круглом зале с колоннами знаменитый писатель читал отрывки «Горя от ума» этой самой тетке, раскинувшейся на софе». И из явной выдумки вдруг вырастает дом, он оживает, его уже не сдерживают романные страницы. Мы входим в него с остальными литераторами, несмотря на то, что удостоверения члена МАССОЛИТа не имеем, осматриваем здание с богатым прошлым, слышим эхо в его коридорах, видим рабочую суету и чувствуем сумбурность, катавасию, присущую любому месту сбора творческих людей.
Кстати, о людях. Они столь же важны для города, как дома, скверы, трамвайные пути. Люди — это кровь города, это расколотая на мелкие кусочки жизнь его и сущность. Каждый человек — это маленький кусочек мозаичной головоломки. Сам по себе он просто-напросто яркий симпатичный предметик, уникальный, но совершенно ничего не значащий. Но чем больше таких предметиков разглядеть, тем больше индивидуальных черт Москва принимает.
Она скептична и недоверчива, подобно Берлиозу, которого только смерть, пожалуй, смогла переубедить в его упорной вере в то, что Иисуса Христа не было. Она практична и хитроумна, словно шеф ресторана Арчибальд Арчибальдович, сумевший даже из разрушительного визита Коровьева и Бегемота извлечь личную выгоду, то есть стащить из запасов ресторана два изрядных балыка.
Москва романа сварлива и зловредна, будто Аннушка-чума, подсолнечное масло которой было так услужливо разлито на погибель несчастному Берлиозу. Еще от Аннушки Москва взяла трусоватость с одновременной напористостью. И толику жадности она тоже позаимствовала у той же самой героини.
И так каждый человек, появлявшийся на страницах романа, отдает что-нибудь характерное для себя родному городу. Москва становится полнокровной, она дышит, думает, чувствует вместе с ними. Вместе со своими читателями она от всей души развлекается на представлении Воланда в варьете, вместе с Иваном Бездомным недоумевает и сумасбродствует, догоняя свиту «иностранца». Москва любит вместе с Мастером и Маргаритой и немножко умирает вместе с Берлиозом.
Столица так добра, что создает для, быть может, единственной настоящей любви в городе маленький заповедничек, уютное гнездышко — тот самый подвальчик, где Мастер писал свой роман о Понтии Пилате и куда могла прийти Маргарита, которой до смерти надоел ее благополучный муж. И, наверное, город был очень сильно растерян, когда Мастер разрушает эту идиллию. Растерян, обижен, оскорблен — и следует возмущение, и Мастер оказывается в клинике доктора Стравинского. Все-таки доброта Москвы небезгранична, а мстительность ей тоже вполне присуща и удивительно было бы для нее всепрощение. Ведь Москва делается ее жителями, а сколько среди них тех, кто хоть чуть-чуть похож на последователя христианского догмата о пощечине?
В отношении к Мастеру и Маргарите столица меняет гнев на милость только благодаря Воланду, который своей феерической деятельностью завоевывает своим новым почитателям выход из опалы. Хотя, быть может, Москва просто перепугалась, что мессир и его свита чересчур заиграются. Воланд ведь способен — несмотря на свое потрясающее обаяние, он все-таки дьявол, а значит, может творить не только мрачноватое добро, но и зло тоже.
Может, перепугалась, а может — и нет. Воланд играет с Москвой в необычную и захватывающую игру, очень напоминающую детские потасовки, в которых неизбежны синяки, шишки и ссадины. Именно с такими мелочами сравним сгоревший дом Грибоедова, подвальчик Мастера, скандал в варьете, погибшая квартира номер 50. Может, это и было больно, но зато как весело! После многих лет обыденности, предсказуемости, унылости приходит пора настоящей залихватской потехи. И Воланд благожелательно кивает головой, мол, поможем городу развеять вековую скукотищу?! А свита рада стараться! И куролесит по восторженной Москве неразлучная парочка — Бегемот с Коровьевым.
И восторг Москвы здесь — отнюдь не преувеличение. Ведь бесчинства, творимые свитой Воланда никоим образом не вызывают ни омерзения, ни протеста. Мы читаем о них и улыбаемся до ушей: так и надо! Тем более, что под хлесткие забавы Фагота и черного кота подворачиваются почти всегда люди, которые так и напрашиваются на хороший урок морали. Тот же самый дядя покойного Берлиоза — Максим Андреевич Поплавский. Он со своей гнусной практичностью — со всеми этими мечтами о квартире в Москве — ну никак не мог быть нужен столице. Хорош родственничек: «невзирая ни на какие трудности, нужно было суметь унаследовать квартиру племянника на Садовой». Москве своих пройдох наверняка хватало. Естественно, что с помощью воландовских героев она с огромным удовольствием отправляет Максимилиана Андреевича восвояси, заодно хорошенько его припугнув.
Вообще, Москва и Воланд прекрасно находят общий язык. Дьявол с разноцветными глазами умело и справедливо объясняет всяким сомнительным особам, населяющим этот симпатичный город, что слишком уж они отошли от нормальной морали — ровно настолько, чтобы оказаться уязвимыми перед князем тьмы. Ведь если человек благодетелен, то не будет на нем кричащей, яркой метки порочности, только и ждущей меткого и безжалостного удара. Каждый человек сам является творцом собственного ада, дьявол же только помогает его воплотить. Каждый из тех, кто пострадал от Воланда на страницах романа, был наказан заслуженно и именно за то, за что и следовало данного человека наказать. Неоднократно уже упомянутый Берлиоз поплатился за самоуверенный атеизм, Поплавский — за алчность, за нее же пришлось ответить жадным до бесплатных благ зрителям воландовского сеанса черной магии. За свою зеленую брынзу и осетрину второй свежести пострадал буфетчик варьете. Николай Иванович побывал в шкуре борода за вполне свинское поведение в отношении домработницы Наташи. В общем — воздается каждому по заслугам его.
Итак, с помощью Воланда Москва дает уроки хороших манер некоторым своим нерадивым жителям, а в ответ мессир проводит в ней свой бал полнолуния. Дань, которую город платит за присутствие в нем такой высокопоставленной и мудрой особы, как Воланд.