РОЛЬ ЛИЧНОСТИ В ИСТОРИИ В ТРАКТОВКЕ Л. Н, ТОЛСТОГО (Л. Н. Толстой. «Война и мир»)
Роман Л. Толстого «Война и мир» — многогранное произведение. Писатель художественными средствами воспроизводит исторические события в России и других странах начала 19 века, создает образы исторических лиц, действовавших в конкретной обстановке при определенных исторических условиях. Все это и позволяет говорить о своеобразной философии истории Л. Толстого, изложенной на страницах романа. Здесь и пространные рассуждения писателя о причинах исторических событий, и выводы о движущих силах истории, о движении народов с запада на восток и в обратном направлении и о той силе, которая производит подобные движения, и мысли о значении власти, о свободе воли и многом другом.
Но среди множества вопросов едва ли не самым основным для Л. Толстого был вопрос о роли личности в истории. Писатель рассматривает этот вопрос не сам по себе, а в тесном единстве с другими историческими темами — о влиянии исторических событий на личность и возможностях личности влиять на исторические события, о случае и гении.
Следует сказать, что при оценке роли личности в истории Л. Толстой исходит из собственного понимания исторического развития, которое он воспринимает как стихийный процесс. Он считает, что все события «определены предвечно» и совершенно не зависят от воли и желания отдельного человека. Отсюда и его объяснение причин возникновения войн, движения народов с запада на восток и с востока на запад и оценка роли отдельной личности в истории. Например, рассуждая о том «противном человеческому разуму и всей человеческой природе событии», которое свершилось 12 июня 1812 года, Л. Толстой задается вопросами: «Что произвело это необычайное событие? Какие были причины его?» И приходит к выводу, что «ничто не было исключительной причиной события, а событие должно было совершиться только потому, что оно должно было совершиться».
Иначе говоря, писатель придерживается того мнения, что законы истории непознаваемы разумом и действуют механически, а человек бессилен что-либо сделать или как-то повлиять на историю. Л. Толстой утверждает: «Фатализм в истории неизбежен для объяснения неразумных явлений (то есть тех, разумность которых мы не понимаем). Чем более мы стараемся разумно объяснить эти явления в истории, тем они становятся для нас неразумнее и непонятнее.
Каждый человек живет для себя, пользуется свободой для достижения своих личных целей и чувствует всем существом своим, что он может сейчас сделать или не сделать такое-то действие; но как скоро он сделает его, так действие это, совершенное в известный момент времени, становится невозвратимым и делается достоянием истории, в которой оно имеет не свободное, а предопределенное значение».
Фаталистической теории Л. Толстой подчиняет не только события, но и действия героев романа «Война и мир». Например, граф Растопчин «в воображении своем составил для себя роль руководителя народного чувства — сердца России… ему казалось, что он руководил их (жителей Москвы) настроением посредством своих воззваний и афиш, писанных тем ерническим языком, который в своей среде презирает народ и которого он не понимает, когда слышит его сверху. Красивая роль руководителя народного чувства так понравилась Растопчину, он так сжился с нею, что необходимость выйти из этой роли, необходимость оставления Москвы без всякого героического эффекта застала его врасплох, и он вдруг потерял из-под ног почву, на которой стоял, и решительно не знал, что ему делать».
Объясняя бесполезность вмешательства отдельного человека в исторический процесс, Л. Толстой говорит: «Каждому администратору в спокойное, не бурное время кажется, что только его усилиями движется все ему подведомственное народонаселение, и в этом сознании своей необходимости каждый администратор чувствует главную награду за свои труды и усилия. Понятно, что до тех пор, пока историческое море спокойно, правителю-администратору, с своей утлой лодочкой упирающемуся шестом в корабль народа и самому двигающемуся, должно казаться, что его усилиями движется корабль, в который он упирается. Но стоит подняться буре, взволноваться морю и двинуться самому кораблю, и тогда уж заблуждение невозможно. Корабль идет своим громадным, независимым ходом, шест не достает до двинувшегося корабля, и правитель вдруг из положения властителя, источника силы, переходит в ничтожного, бесполезного и слабого человека».
Для понимания трактовки Л. Толстым роли личности в истории показателен также пример с Пьером Безуховым. С момента вторжения французов в пределы России ему «приходила мысль поступить в военную службу, и он бы исполнил ее». Но «главная причина, по которой он не приводил в исполнение своего намерения поступить в военную службу, состояла в том неясном представлении, что… его участие в великом деле положения предела власти зверю… определено предвечно и что поэтому ему не должно предпринимать ничего и ждать того, что должно свершиться».
Влиять на ход предопределенных исторических событий не имеют возможности ни Кутузов, ни Наполеон, ни Александр. Л. Толстой говорит, что «в исторических событиях так называемые великие люди суть ярлыки, дающие наименование событию, которые, так же как ярлыки, менее всего имеют связи с самым событием». В рассказе о Бородинской битве писатель говорит, что Кутузов «выслушивал привозимые ему донесения, отдавал приказания, когда это требовалось, подчиненным; но, выслушивая донесения, он, казалось, не интересовался смыслом слов того, что ему говорили, а что- то другое в выражении лиц, в тоне речи доносивших интересовало его. Долголетним военным опытом он знал и старческим умом понимал, что руководить сотнями тысяч человек, борющихся с смертью, нельзя одному человеку, и знал, что решают участь сраженья не распоряжения главнокомандующего, не место, на котором стоят войска, не количество пушек и убитых людей, а та неуловимая сила, называемая духом войска, и он следил за этой силой и руководил ею, насколько это было в его власти».
В конце концов Л. Толстой приходит к выводу: «Для изучения законов истории мы должны изменить совершенно предмет наблюдения, оставить в покое царей, министров и генералов, а изучать однородные, бесконечно малые элементы, которые руководят массами. Никто не может сказать, насколько дано человеку достигнуть этим путем понимания законов истории; но очевидно, что на этом пути только лежит возможность уловления исторических законов и что на этом пути не положено еще умом человеческим одной миллионной доли тех усилий, которые положены историками на описание деяний различных царей, полководцев и министров и на изложение своих соображений по случаю этих деяний».