СУДЬБА КРИТИКА, ИЛИ КРИТИКА КАК СУДЬБА. ВИССАРИОН БЕЛИНСКИЙ.
Во всем мире не найдешь больше такого человека, который не написал бы ни одной сколько-нибудь приличной художественной строчки — но сделал большую литературу. Между тем и сегодня, спустя двести лет, русская литература растет и развивается по тем законам, которые установил для нее «неистовый Виссарион». Прозрения Гоголя, глубины Достоевского, масштабы Толстого, острота Тургенева — их не было бы, не будь Белинского. А ведь, казалось бы, просто-напросто литературный критик. Кстати говоря, не очень-то уважаемая по нынешним временам профессия.
В 1830 году он еще думал стать писателем: трагедия «Дмитрий Калинин» знаменовала появление нового имени на литературном небосклоне, но осталась незамеченной, потому как была слаба и подражательна. Впрочем, цензоры категорически запретили ее в печать. Слаба-то слаба, но возмутительна.
Белинский и сам быстро понял, что писательство — не его стезя. Сын доктора, практически нищета, он в первые же месяцы обучения в Московском университете заявил о себе, был освобожден от платы и принят на казенный счет. Профессура университета была очарована талантливым, горячим, вдохновенным студентом, устраивавшим на лекциях целые диспуты о философии, искусстве, литературе и роли личности в истории. Впрочем, все это не помешало тем же профессорам спустя два года принять решение об исключении студента Белинского по «неспособности» — все из-за пресловутого «Калинина». И только Николай Надеждин дал «неспособному» шанс, пригласив его на критические обзоры в свой «Телескоп».
И первая же статья — «Литературные мечтания» — как взрыв. «У нас нет литературы в том широком, возвышенном смысле, как он ее понимает, а есть лишь небольшое число писателей». И дальше — обстоятельно, глубоко, тонко, подробно! — об этих нескольких писателях, огоньках в царстве тьмы.
Первая статья Белинского обсуждалась в обществе без малого год: патриоты записывали критика в предатели, предатели — в махровые патриоты. А он засучил рукава и взялся делать литературу: разобрался с жанрами и стилями, течениями и направлениями, обозначил темы и идеи, призвал к неравнодушию и созиданию и, наконец, расставил точки над «и», взяв за правило каждый год подводить итоги большой работы: его «Обзоры русской литературы за каждый год» ждали как откровения. Быть замеченным Белинским — это означало для молодого литератора счастливую писательскую судьбу. Получить гневную отповедь Белинского — означало поставить под вопрос свое литературное будущее. И не потому, что Белинский закрывал кому-то двери издательств. А потому, что всегда бывал прав.
С 1830-го и до самой смерти в 1848 году Белинский неустанно трудился: писал статьи, рецензии, обзоры, критику, редактировал, издавал, словом, делал литературу.
Биографические заметки, критические разборы, анонсы, послесловия, политические статьи, аналитика — Белинский без устали формирует общественное мнение, обучает авторов, поторапливает издателей, призывает к ответу власти. Его часто запрещают: знаменитое «Письмо к Гоголю» не было допущено к изданию, распространению и даже прочтению.
И будь цензура вечной, его бы запретили и сегодня: «России нужны не проповеди (довольно она слышала их!), не молитвы (довольно она твердила их!), а пробуждение в народе чувства человеческого достоинства, столько веков потерянного в грязи и навозе, права и законы, сообразные не с учением церкви, а с здравым смыслом и справедливостью, и строгое, по возможности, их выполнение. А вместо этого она представляет собою ужасное зрелище… страны, где нет не только никаких гарантий для личности, чести и собственности, но нет даже и полицейского порядка, а есть только огромные корпорации разных служебных воров и грабителей». Сказано на века!
В 1847 году тяжелобольной Некрасов уже почти не мог писать. В 1848-м — с трудом садился за письменный стол.
А русская литература в 1848 году уже была одной из самых сильных мировых литератур.